С задором и самонадеянностью, свойственными молодости, Марат был готов критически переоценить значение трудов самых прославленных корифеев французского Просвещения.
Если у него есть знаменитые предшественники, что же, он готов с ними соревноваться. С воодушевлением Марат взялся за перо. Он работал над новым трудом в течение нескольких лет и в конце концов написал огромный ученый трактат в трех объемистых томах.
В этом сочинении он четко определил свое отношение к писателям, изучавшим тот же круг вопросов.
К Ламетри Марат отнесся еще снисходительно. Он даже кое-что одобрил в этом сочинении, которому не склонен был придавать большого значения. Но зато он подверг резкой критике другое, еще более знаменитое произведение философской мысли XVIII века — «Об уме» Клода Адриана Гельвеция. С тех пор как в 1758 году эта книга была осуждена Государственным советом, парижским архиепископом и Сорбонной и затем, в 1759 году, по постановлению парламента сожжена рукой палача, она стала одной из самых популярных книг во Франции и Европе. Марат не побоялся вступить в полемику с основными идеями этого нашумевшего произведения. С тем же дерзким задором молодости он пренебрежительно отозвался даже о самом Вольтере, которого обвинял в непоследовательности, и бегло высказал свое несогласие с Паскалем и Монтескье.
Единственным из современных ему писателей-философов, с которым он гласно солидаризировался, был Жан Жак Руссо.
Но в этом обширном сочинении Марата была Не только полемическая горячность; молодой ученый последовательно и логично, в соответствии с тщательно продуманным планом излагал позитивные идеи, систему своих взглядов.
В 1772 году в Англии была издана часть работы— книга «Опыт о человеческой душе». В 1773 году в Лондоне было опубликовано все исследование «О человеке» на английском языке. Это было объемистое сочинение в двух томах, насчитывающее свыше пятисот типографских страниц.
Но автор и после опубликования своего труда не прекратил работы над ним. Он продолжал его дополнять и расширять и через два года выпустил в Голландии новое издание труда на языке оригинала — по-французски.
Оно называлось теперь: «О человеке, или принципы и законы влияния души на тело и тела на душу». Новый вариант его труда состоял уже из трех томов и насчитывал в общей сложности без малого тысячу страниц!
Это был воистину грандиозный по своим размерам труд, и молодой писатель, не прекращавший в это же время работы в области медицины и физики, большой врачебной практики и параллельно создававший великое сочинение социологически-политического характера, был вправе гордиться своей необычной работоспособностью.
Но Марат на сей раз, в отличие от своего первого литературного опыта, был удовлетворен не только количественным результатом своего труда, который был красноречив сам по себе, но и по существу.
«Роман сердца» он вычеркнул из своей биографии писателя и никогда о нем не вспоминал. Трактат «О человеке» он трижды издавал на свои собственные деньги в переводе на английский и на родном языке и позднее всегда считал его своим первым литературным произведением.
Если верить самому Марату, то появление в печати его труда «произвело сенсацию».
В этом была, по-видимому, доля — и, может быть, немалая — преувеличения. Но сочинение не осталось незамеченным: это бесспорно.
В «Вестминстерском иллюстрированном сборнике», издаваемом обществом литераторов, летом 1773 года был помещен отчет о сочинении анонимного автора, содержавший множество похвал. Господин де ла Рошетт, французский генеральный комиссар по обмену пленными в Лондоне, которому Марат послал свое произведение, отозвался о нем в самых лестных выражениях: «Я закончил, наконец, чтение интересной вашей работы, в которой, на мой взгляд, вы обнаруживаете большое дарование и всю ту долю вкуса, какую только способна вместить разработанная вами тема».
Лорд Литльтон, автор ряда научных трудов, и профессор Колиньон из Кембриджского университета, которым Марат послал свое сочинение, в личных письмах к нему высказали также весьма лестные суждения.
Автором трактата «О человеке» заинтересовались и в далеком Петербурге. Лорд Литльтон рассказал о Марате поверенному в делах русского посольства в Лондоне Пушкину; тот, видимо, сообщил об услышанном в Петербург и получил инструкцию пригласить автора сочинения «О человеке» в Россию. Так сообщал об этом сам Марат. Впрочем, это подтверждается и письмом лорда Литльтона к Марату в декабре 1773 года.
«Если Вам угодно будет навестить г-на Пушкина, полномочного посла России при нашем дворе, он сообщит Вам нечто для Вас, быть может, весьма выгодное, если только Вы примете его предложения. Я был бы крайне польщен, если бы мог оказаться Вам полезным…»
Можно не сомневаться в том, что предложения, сделанные Марату, были весьма выгодными — Екатерина II умела щедро платить «просвещенным умам» Европы. По-видимому, по донесениям Пушкина, в Петербурге у Екатерины или ее приближенных сановников составилось впечатление, что молодой автор трактата «О человеке» принадлежит к числу «восходящих светил»; рачительные хозяева в «Северной Пальмире» сочли разумным закупить будущую знаменитость, так сказать, на корню.
Но сохранившееся письмо Литльтона примечательно еще и иным: оно передает дух уважительной атмосферы, окружавшей в ту пору Марата в Лондоне; оно свидетельствует об авторитете, который завоевал молодой врач и начинающий литератор даже в некоторых кругах высшего общества английской столицы.
Но книга принесла Марату не только лавры. Она вызвала и довольно резкую критику.
Критические оценки появились в печати после того, как исследование «О человеке» на французском языке под полным именем автора — доктора медицины Ж. П. Марата поступило в продажу в книжные магазины континента и, в частности, Франции.
Среди критиков книги Марата оказались такие крупнейшие авторитеты с мировым именем, как Вольтер и Дидро.
Вольтер опубликовал небольшую, но полную критического яда рецензию на книгу писателя-медика. Он хотел сразить его самым сильным оружием — иронией. В небрежной и в то же время безупречной по форме манере, с присущим ему тонким остроумием Вольтер высмеивал обширное исследование доктора медицины. Он издевался над всем: над литературным стилем произведения, над неосведомленностью автора, над его действительными и вымышленными ошибками, наконец над его идеями. Вольтер не снисходил до того, чтобы отвечать на личные нападки, которым он подвергся в сочинении Марата. Но он обрушивался на молодого автора за неуважительное отношение к прославленным философам века, в особенности к Гельвецию. «Вы могли бы отзываться более вежливо о благородном человеке, который хорошо оплачивал своих врачей», — отчитывал он Марата.
Самую острую критику вызвали рассуждения Марата о местоположении души человека.
«Следовало бы лучше признаться в том, что никто еще не видел, где она обитает… Предоставьте это лучше богу; поверьте мне, он один ей уготовил жилище, но он не назначил вас своим квартирмейстером», — иронизировал знаменитый философ.
Отзыв Вольтера произвел в свое время большое впечатление на современников. Подтверждением этому может служить хотя бы то, что сорок лет спустя плененный на острове Святой Елены бывший император Наполеон Бонапарт, которому было о чем вспоминать и размышлять, в 1816 году неожиданно припомнил выступление Вольтера. «Марат имел свои заслуги, он написал до революции произведения, о которых говорил Вольтер», сказал он своему собеседнику.
Жестокую, критику Вольтера напоминали позднее Марату его оппоненты, в их числе Камилл Демулен.
Другой крупный мыслитель французского Просвещения, один из самых выдающихся представителей французского материализма, Дени Дидро, высказал также отрицательное суждение о работе Марата.
Дидро писал в совершенно ином тоне, чем Вольтер: спокойно, без раздражения; он назвал Марата «довольно талантливым человеком», отметил сильные стороны первой части работы, там, где рассматриваются функции тела, но с полной определенностью осудил философскую сторону трактата «О человеке».