Правда, книга эта не произвела никакого впечатления во Франции и автор ее никого не заинтересовал. Она вышла небольшим тиражом не во Франции, а в Англии, не на французском, а на английском языке, с обращением к английским читателям. Книга называлась «The chains of slavery» — «Цепи рабства», и в подзаголовке ее прямо указывалось, что она выходит в свет в связи с начавшейся в Англии парламентской избирательной борьбой. Автор предпочел скрыть от читателей свое имя.
Но прошло еще пятнадцать лет, и революция, к которой призывал неизвестный автор незамеченной книги, стала действительностью: она разразилась в 1789 году во Франции с силой и размахом еще небывалыми дотоле в истории.
В 1793 году вышло в свет второе, на этот раз французское издание этой книги. На ее титульном листе было полностью обозначено имя автора. Это было одно из самых славных и грозных имен революции: Жан Поль Марат, Друг народа.
ГЛАВА ВТОРАЯ
СЕМЬЯ
Жан Поль Марат родился 24 мая 1743 года в маленьком городке Будри, близ Невшателя, в северо-западной части Швейцарии.
Времена легендарного Вильгельма Телля, героической борьбы швейцарских крестьян против австрийских феодалов-угнетателей остались далеко позади. Швейцария второй половины восемнадцатого века была патриархальной патрицианской республикой. Время здесь шло, казалось, медленнее, чем в других странах Западной Европы.
Но если Швейцария была провинцией Европы, то Невшатель был швейцарской провинцией, и для жителей маленького Невшателя Женева представлялась блистательным городом.
Расположенный у подножия Юрских гор, на берегу небольшого Невшательского озера, отделяющего Швейцарскую Юру от предгорий Альп, Невшатель лежал в стороне от главных транзитных путей, проходивших через Швейцарию с севера Европы — на юг, в Италию, и от основных дорог, соединявших швейцарские кантоны.
Даже в нашем двадцатом веке население Невшателя немногим превышает двадцать тысяч человек и во много раз меньше населения других швейцарских городов: Цюриха, Женевы, Лозанны, Берна… Двести лет тому назад это различие было еще существеннее.
Городок Будри был, в свою очередь, провинцией Невшателя, Этот городок был так мал, что его не заносили на географические карты, выпущенные не в самой Швейцарии.
В городке было несколько десятков домов; в одном из них — в каменном двухэтажном доме под черепичной крышей — и родился будущий великий революционный деятель.
О родителях Марата сохранились скудные сведения. Отец его, носивший фамилию Мара, был уроженцем города Кальяри, в Сардинии, и прибыл в Швейцарию незадолго до рождения своего сына. По профессии он был чертежником и рисовальщиком, позднее преподавал иностранные языки; имеются Сведения, что он занимался также медициной. Своим трудом он обеспечивал скромный достаток большой семьи.
Жан Поль Мара-старший прожил восемьдесят лет. Его первенец Жан Поль родился, когда ему было сорок лет. До 1754 года Мара-старший жил в Будри, затем переехал в Невшатель, а после 1768 года — в Женеву. Но к этому времени сын уже расстался с родителями.
О своем отце Жан Поль Марат писал мало, но в тоне глубокого уважения. Он сообщал с ощутимым чувством благодарности, что получил «в родительском доме весьма примерное воспитание». Отец хотел сделать из него ученого. Это оказало немалое влияние на умственное формирование будущего знаменитого трибуна.
Значительно чаще и теплее вспоминал Жан Поль Марат о своей матери.
Луиза Каброль была по рождению чистой француженкой. До замужества она жила со своими родителями в Женеве, куда они переехали в 1723 году.
Жан Поль Марат признавал, что именно мать оказала решающее влияние на развитие его характера и его этических идеалов.
«Эта почтенная женщина, чью потерю я оплакиваю до сих пор, — писал он в своей автобиографии, опубликованной им незадолго до смерти, — воспитала меня в первые мои годы, и она способствовала расцвету чувств филантропии в моем сердце, любви к справедливости и славе… Моими руками она оказывала помощь нищим, и то, как она с ними говорила, внушало мне чувства, которыми она была охвачена».
Глубокую любовь и уважение к матери Марат сохранил на всю жизнь. Позднее в своих публицистических и социологических работах он часто прибегает к метафорическому сравнению отечества с матерью. Вопреки прямому смысловому значению самого слова «отечество» (и по-французски имеющего совершенно то же смысловое содержание — «patrie») для Марата отечество всегда ассоциируется не с образом отца, а с образом матери.
Семья Жана Мара была большой. Кроме старшего сына Жана Поля, было еще пятеро детей: две его сестры — Мари и Альбертина и три брата: Анри, Давид и Жан Пьер.
Жан Поль был связан тесной дружбой лишь со своей младшей сестрой, Альбертиной. Хотя их разделяло большое различие в возрасте — Альбертина была младше на семнадцать лет, они очень сблизились, когда он целиком посвятил себя революционной борьбе. Полностью придерживаясь взглядов своего старшего брата и высоко ценя его жизненный подвиг, Альбертина стала в эти бурные годы ближайшей помощницей и другом Марата.
Альбертина намного пережила своего старшего брата: она умерла в 1841 году.
Альбертиьа сохранила оставшиеся после смерти брата бумаги — его рукописи, переписку, заметки.
В годы термидорианской контрреволюции, реакции Директории, наполеоновского режима, реставрации Бурбонов хранить бумаги политического деятеля, объявленного чуть ли не врагом всего человеческого рода, было делом трудным и крайне рискованным. Альбертина с честью преодолела все преграды и обошла все подстерегавшие ее капканы; она сумела уберечь от злых глаз оставшееся у нее рукописное наследие Друга народа, и благодаря ее заботам последующие поколения ознакомились даже с теми сочинениями Марата, которые при жизни его не были опубликованы.
Со второй своей сестрой, Мари, которая была моложе его на три года, Марат поддерживал ровные родственные отношения, но не более того. Таковы же были и его отношения с братьями.
У себя на родине, в Швейцарии, молодой Давид Мара принадлежал к числу передовых людей своего времени. Двадцати пяти лет он совершил паломничество в Френе, к Вольтеру, вел дружбу с людьми, слывшими самыми горячими головами в Женеве, в 1782 году участвовал в восстании женевских демократов, писал памфлеты радикального содержания.
То ли потому, что движение женевских демократов потерпело поражение, то ли прельщенный надеждой найти страну обетованную в загадочной и далекой России, то ли еще по каким причинам — гадать трудно, но в 1784 году двадцативосьмилетний Давид Мара, уже приобретший некоторую известность в Женеве, неожиданно уехал в- Россию гувернером в семью русского барина Василия Петровича Салтыкова.
Прошло двадцать семь лет — и каких лет! — перевернувших всю Европу и мир!
И вот в 1811 году бывший женевский радикал, стремившийся все ниспровергнуть, на торжественной церемонии открытия лицея в Царском Селе, освященной личным присутствием императора Александра I, предстал в образе располневшего пожилого господина небольшого роста, прикрывавшего лысину старомодным напудренным париком, чиновника седьмого класса и профессора французской словесности.
Его не звали больше Давид Мара. Он именовался теперь Давыдом Ивановичем Будри. Это изменение имени и фамилии объяснялось не только тем, что бывший гражданин города Женевы с 1806 года стал официально подданным русского императора.
Не было ничего удивительного в том, что Давид, сын Жана, стал в России Давыдом Ивановичем. Но название маленького, почти неведомого в России швейцарского городка, заменившее подлинную фамилию бывшего швейцарского радикала, скрывало за собой весьма многое.