Проклятье. Хуже всего момент в самом конце моих путанных воспоминаний. Тот самый миг, когда Марат достает нож. Сначала чудится, будто клинок вонзится в мое горло, рассечет глотку и все мучения, все унижения оборвуться навсегда. Но нет. Стальное лезвие вгрызается в мое тело чуть пониже поясницы, высекает знак принадлежности. Находясь в той комнате, я еще не до конца осознаю происшедшее. Плохо понимаю, что именно здесь творится. Ответы придут позже.
Конечно, там не было костра. Вполне обычная комната для проведения различных бизнес-конференций. Высокие окна в пол, современная техника. И множество людей. Мужчины в элегантных деловых костюмах. Они не походили на варваров, но их глаза жадно впивались в меня, ловили каждое мое движение.
Потом я узнала про ритуал, про то, что там я стала рабыней Марата. Он заклеймил меня своим ножом, вырезал на моей пояснице первую букву своего имени. Поставил метку как на животное.
Может, на том проклятом лезвии и правда было особое снадобье? Марат говорил, что в древние времени нож для клеймения обрабатывали специальным составом. Может, это и сделало меня покорной? Одурманило? Навечно привязало к нему?
Даже сейчас я не могу полностью от него отстраниться. Не выходит. Не получается на физическом уровне.
Нас будто связывает незримая, но до жути крепкая цепь.
– Я всегда плачу по счетам. Мы должны быть в расчете, – говорит Марат и подает мне нож, отрывисто приказывает: – Режь.
Огонь - 2
– Ты обезумел?
Я отшатываюсь назад, но Марат настигает меня, насильно вкладывает нож в мою ладонь, заставляет сжать пальцы на ледяной рукояти, которая моментально вбирает тепло моего тела.
– Режь, – твердо повторяет мужчина. – Оставь на мне свою метку. Забери этот долг моей плотью и кровью.
– Я уже резала тебя, – нервно мотаю головой. – Ты сам знаешь. Хватит уже. Достаточно крови.
– Нет, – отрезает он. – Тогда ты защищалась. Теперь все иначе. Ты жаждешь расплаты, так бери. Нечего ждать.
– Я ничего подобного не желаю, – кривлюсь. – Прекрати.
– Боишься? – спрашивает хрипло. – Думаешь, я брошусь в ответ? Нанесу удар? Нет, Вика, я сам тебе разрешил. Так сожми нож и кромсай.
– Ты псих, – бормочу. – Просто чокнутый.
– Отлично, – оскаливается. – Я сам.
Он тянет меня за руку, направляет нож в собственную грудь, прижимает лезвие вплотную, надавливает так, что острие вспарывает кожу.
Марат метит прямо в сердце. Я застываю от шока.
– Хватит! – кричу. – Остановись. Что ты творишь?
– А чего ты хочешь? – он дергает мою руку, направляет выше, теперь прижимает острие к мощной шее. – Давай. Вот, куда надо целиться.
– Я просто хочу, чтобы ты меня отпустил.
– Я понял, – мрачнеет. – Это единственный путь. Грохни меня. Здесь и теперь. Иначе я все равно тебя найду. Даже если сейчас отпущу, то настигну. Никогда не отпущу.
– Марат…
– Хочешь моей крови? – спрашивает жестко. – Бери. Хочешь жизнь? Она давно тебе принадлежит.
– Умоляю, – сглатываю. – Убери нож.
– Режь! – требует хлестко.
– Нет! – кричу так, что голос срывается. – Нет, Марат! Я не ты. Мне не нужно резать людей ради возмездия. Ненавижу насилие. Ненавижу жестокость. Я тебя ненавижу. Понял?! Черт, я бы так мечтала никогда тебя не встречать.
Он отпускает меня. Резко. Его рот болезненно дергается, сведен тягучей судорогой. Мои слова явно ранят гораздо сильнее чем остро заточенное лезвие ножа. Мужчина мрачнеет, напрягается и выглядит настолько угрожающе, что на миг мне кажется, он просто порвет меня на куски, раздерет на части, точно дикий зверь. Но он совершает нечто гораздо худшее. Склоняется надо мной и впивается ртом в мои губы. Голодно, жадно, принуждая содрогаться от каждого движения языка. Буквально таранит, все запреты взламывает, все печати срывает. Отправляет нас обоих в пекло.
Нож выпадает из моих ослабевших пальцев.
Проклятье, я не могу сопротивляться. Одержимость оказывается гораздо сильнее. Не хочу, но все равно отвечаю на бешеный поцелуй. Настоящее затмение разума. Улетаю во тьму, в зияющую бездну раскаленных чувств.
– Ненавидишь, – бросает Марат, разрывая поцелуй сразу после моего отклика. – Но жаждешь. Будешь моей. И плевать на все. На прошлое. На мир вокруг. Я против всех сражаться готов. Но тебя не отдам. Никому. Никогда.
– Марат, ты не понимаешь, – сдавленно выдыхаю. – Оставаясь рядом с тобой, я как будто предаю последние осколки моей души.
– Я соберу твою душу, – чеканит. – Заново. Я сделаю все, что скажешь. Но про свободу забудь. Мы вдвоем скованы. Повязаны. И эти цепи крепче самой прочной стали.