- Ирма, - сказал зам Л. Вакенада. - Ты позвонила в больницу?
- Да. Выехали.
- Хорошо, - сказал зам Л. Вакенада, не переставая возиться с проводами. - Зоя, готовь капельницу. А, уже... Да-да, сейчас спущусь, - сказал он нам. - Вы лучше идите.
Небритый гражданский покачал головой.
- Парни не осилят, - сказал он недовольно. - Ты нужен.
- Знаю, - сказал зам Л. Вакенада. - Сейчас. Дайте подключить его. - Он посмотрел на меня и участливо спросил: - Как рука?
Я рассеянно кивнул. Не хотелось жаловаться.
- Хорошо, - сказал зам Л. Вакенада. - Ты - молодец. Спускайтесь вниз и ждите меня. Буду через минуту. Не трогайте его и не позволяйте двигаться. Вообще ничего не позволяйте.
Он обращался ко мне, исключительно ко мне, и это откладывало некоторый отпечаток. Я выпрямился. Я сжал носилки в здоровой руке, потом подумал: какого черта? - и передал их Скрылеву и Быкову.
- Ну, что встали? - рявкнул я. - А ну бегом вниз!
Скрылева и Быкова как ветром сдуло. Даже небритый гражданский дернулся. Зам Л. Вакенада удовлетворенно крякнул, а я, подхватив под локоть небритого гражданского, решительно вывел его из операционной. За спиной послышалось: "Теперь все будет хорошо, Зоечка..."
На лестнице небритый гражданский попросил закурить. Я полез было в карман, но, опомнившись, покачал головой. Мысли мои были заняты другим. Что это на меня нашло? Приступ служебного рвения? Или просто погладили собачку по холке, а она хвостиком от радости туда-сюда, туда-сюда. Да уж, подумал я. Срам. Стыд и позор... Я искоса глянул на небритого гражданского, неторопливо спускающегося рядом. Не стоило при нем тявкать. Все-таки не так часто я вижу гражданских. А если подумать, то вообще не вижу. Озверел совсем...
- Это ваш фургон? - спросил я вежливо.
Небритый гражданский рассеянно кивнул. Он тоже о чем-то думал.
- А где вы их подобрали? - спросил я еще вежливее.
Небритый гражданский неопределенно махнул рукой, потом буркнул:
- Если б не я, давно б померли.
- Вы - молодец, - сказал я.
- А то! - сказал небритый гражданский, оживляясь, как рыбак, у которого вдруг клюнуло. - Валялись там, как два мешка, и хоть бы одна собака подошла. Не поверишь: пустая улица до самой площади.
- Верю.
- И это в выходной день.
- Угу... - Я терпеливо ждал продолжения.
- Их с машины постреляли, - сообщил небритый гражданский. - Тут недалеко. Наверно, приставали к кому-то. Лупанули с автомата - и по газам. Я выстрелы за два квартала слышал - домой ехал. Народ с той улицы бежит, а я - наоборот. - Он помолчал. - В общем, так им и надо! - заключил он сурово.
У меня никак не получалось сопоставить информацию о том, что в черте города обнаружена банда, с тем, что сказал сейчас небритый гражданский. Получалась странная картина: в черте города обнаружили банду, организовали усиления, выгнали в город патрули, а банда, прикарманив чью-то машину, не заморачиваясь, миновала десятки патрулей, уже собиралась было затаиться в чьем-нибудь подвале, как вдруг случайно наткнулась на двух запивших офицеров, которые, не ведая, что творят, приставали к одной неподкупной молодке... Или это две совершенно разные истории? Молодка, например, была сестрой местного чемпиона по греко-римской борьбе, имеющего по такому случаю автомат и горячую голову, а банда была просто бандой, и бандой осталась, потому что ее до сих пор не нашли... Еще вроде выстрелы были, прямо перед отбоем... Но это точно другая история. С момента отбоя прошло часа три, не меньше. За это время даже такой медведь как Македонский окоченеет... Странная, в общем, история, неплохо бы в ней разобраться...
Но я не успел в ней разобраться, потому что мы вышли на крыльцо и я увидел, как Скрылев и Быков пытаются утихомирить медведя-Македонского, который снова почувствовал в себе силы: рычал, сжимал кулаки, но на этот раз решил вдобавок выползти зачем-то из фургона.
- Да что он никак не угомонится, - досадливо пробурчал небритый гражданский. - Еще там с ним возился.
- Боевой офицер, - пояснил я, и мы оба принялись помогать Скрылеву и Быкову.
Я не знал, как утихомиривают разъяренных медведей. И остальные, как видно, тоже не знали. Мы просто хватали окровавленные лапы за запястья и, бормоча что-то уважительно-успокоительное, пытались прижать их к полу фургона. Нашего сопротивления товарищ полковник почти не чувствовал. Зато его сопротивление чувствовали все. Вскоре я как-то неосторожно выставил больную руку и ее немедленно отдавили - не могли не отдавить. Впрочем, сам виноват. Ладонь вдруг мерзко так скрипнула, на секунду я как бы выпал из сознания, а когда очнулся, обнаружилось, что я отчаянно выпихиваю себя из толчеи, в которую угодил. Выпихнулся, словно из кипятка вынырнул. В ушах оглушительно звенело и толкалось. Заранее подавив приступ тошноты, я посмотрел на руку. На бинтах медленно проступало розовато-желтое. Дьявол, все проступает и проступает! Не придумав ничего лучше, я прижал мою бедняжку к животу и попытался успокоить. А за спиной все бубнили и бубнили, как беспокойные соседи:
- Поганцы вшивые, вот я вас сейчас!
- Товарищ полковник, ну, товарищ полковник...
- Думаете раз - и нету? Раз - и забыли?
- Товарищ полковник, ну, товарищ полковник...
- Всех вас, сопляков вшивых, к стенке!
- Товарищ полковник...
- И матерей ваших!..
- Ну, товарищ полковник...
- И сестер ваших!..
И вдруг все прекратилось. Замолкло, словно кто-то выключил звук в телевизоре. Я еще ощущал боль, и в ушах все так же звенело и толкалось, но никто больше не бубнил, не сопел и не упрашивал. Даже фургона не было слышно. Мелькнула спасительная мысль, что я просто отупел от боли, но в следующий момент я увидел Марцелла.