Внезапно все в ней съежилось от страха, ее затошнило. Схватив журнал, она рывком раскрыла его на коленях.
— Так не пойдет, Марджори. — Грич стоял в дверном проеме, подбрасывая на ладони фонарик. — Кто-нибудь другой должен здесь побыть, никак не ты. Где сестра? Я сам ее сейчас разбужу и…
Марджори объяснила ему, какой наказ дала ей мать.
— Очень хорошо, — ответил Грич. — я прикажу, чтобы здесь ни до чего не дотрагивались до приезда твоей мамы.
— Я хотела бы быть в этом уверенной наверняка, мистер Грич. Я никогда не прощу себе потом, если… Честное слово, мне нетрудно…
— Ну-ка встань со стула! — сказал Грич. Марджори автоматически подчинилась, уронив журнал на пол. Грич уселся и положил фонарик на тумбочку возле кровати. — За пятнадцать лет еще никто здесь не сделал ничего без моего позволения. И так будет всегда. Я имею в виду всяких там констеблей и прочих. Клянусь тебе в этом. Я побуду с ним до тех пор, пока не приедет твоя мама. А ты делай, что я тебе скажу. Позови сестру, пойдите вместе в одну из свободных комнат, и постарайся вздремнуть.
Поколебавшись немного, она взглянула еще раз на закрытого мертвого дядю и решилась оставить его на попечение маленького толстого человечка в белых шортах до колен.
В конце концов оказалось, что весь этот кошмар — только сон. Потому что вот же он, Самсон-Аарон, в трико сиреневого цвета, выкидывает на траве коленца с быком, посреди веселящихся гостей, разместившихся на желтых стульях под ярким солнцем. А мама говорит ей:
— Что это за дурацкие шутки о том, что Самсон-Аарон болен или мертв или что-то там еще? Он же в великолепной форме!
— Мамочка, это, наверное, был сон, но, честное слово, все казалось таким реальным, что я просто не могла не сообщить тебе.
Кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась, чтобы посмотреть на подошедшего, и все в ней перевернулось от ужаса. Рядом с ней стояла Маша с седыми разбросанными по плечам лохмами, дикими глазами и прыщавым лицом. В руке она держала кухонный нож и с глупым хихиканьем вонзила его прямо Марджори в горло.
Усилием воли Марджори заставила себя открыть глаза. Рука, трясшая ее плечо, была мамина. В окно тускло лился свет пасмурного утра. Миссис Моргенштерн сказала:
— Извини, дорогая, но тебе пора вставать. Джеффри только что приехал.
— О Боже, неужели я заснула? Который час? — Она села на кровати, откинув грубое коричневое одеяло, все еще ощущая дрожь в спине от своего кошмара. Осознание того, что произошло, возвращалось к ней.
— Сейчас половина восьмого. Я очень рада, что тебе удалось немного поспать. Тебе понадобятся силы.
— Как Джеффри?
— В общем, довольно хорошо.
— Ты взяла с собой Сета?
— Нет. У него достаточно будет в жизни времени, чтобы насмотреться на такие вещи.
Марджори с трудом добралась до стоявшего в комнате дешевого шкафа, взглянула на себя в зеркало, попыталась пригладить волосы. Ее вечернее платье выглядело до нелепого неподходящим для утра вообще, а тем более для столь трагических обстоятельств. Кроме того, оно было сильно измято и испачкано. Косметика на лице превратилась в одно смазанное пятно. В ушах были огромные серебряные серьги. Просто невозможно появиться на людях в таком виде, являя собой потерпевшее крах легкомыслие и напоминая рваную карнавальную маску в ведре для мусора.
— Ты только посмотри на меня, мама! У меня есть пять минут, чтобы сбегать к себе и привести себя в порядок?
— На улице дождь.
— Мне все равно. — Она отвернулась от зеркала. Глаза матери слегка покраснели, но в остальном она выглядела абсолютно такой же, как всегда. На ней была та же коричневая кофта, в которой она вчера вечером уезжала отсюда. — Ох, мамочка, все это было так ужасно!.. — Она обняла мать.