— Привет, Маша, — произнес Ноэль немного уставшим голосом.
Маша продолжала, уцепившись за локоть Марджори:
— Ты слышала треск на балконе, когда объявили твое имя? Это была я. Я чуть не сломала эти чертовы очки, чтобы разглядеть…
Порывы ветра швыряли в них струи дождя. Миссис Моргенштерн сказала, вытирая лицо:
— Глупо стоять тут и мокнуть. Ресторан Крафта всего в нескольких шагах отсюда.
Марджори очень тревожило поведение Ноэля в ресторане. Он медленно опустился в кресло, закурил и стал разглядывать деревянные панели стен и женщин средних лет в огромных шляпах, поедающих мороженое и беседующих визгливыми голосами. Он автоматически взял со стола салфетку и, продолжая глазеть по сторонам, начал рвать ее на мелкие кусочки. Маша продолжала болтать о выпуске. Подошедшей официантке родители заказали мороженое, а девушки — коктейль. Ноэль пробежал глазами меню.
— А мне сыр «коттедж» и кресс-салат с грушами.
Марджори в изумлении уставилась на него.
— Господи, Ноэль, ты никогда не ел эту дрянь. Лучше выпей.
— Это вместо епитимьи. Вроде как проползти по лестнице на коленях, искупая грех, — сказал Ноэль.
Глаза Маши блеснули на Марджори:
— Что ты сделала с ним? Это же конченый человек!
— Конченый, — повторил Ноэль, — оседланный, взнузданный и прирученный. Детки в Центральном парке катаются на мне. Десять центов за поездку.
Родители неловко улыбались. Миссис Моргенштерн сказала:
— Послушайте, Ноэль, не жалуйтесь. Это приличная работа.
Ноэль улыбнулся и без неприязни спросил:
— Миссис Моргенштерн, как бы вам понравилось, если бы я зарабатывал двадцать пять тысяч в год?
— Думаю, это понравилось бы Марджори, — ответила мать.
— Как? — обратился Ноэль к Марджори.
— Послушай, Ноэль, какое мне дело? Работай, где хочешь, лишь бы тебе нравилось. «Какая кошмарная ситуация, — особенно при Маше, которая скалит зубы, впитывая каждое слово».
Завязалась беседа о планах Марджори на ближайшее будущее. Миссис Моргенштерн считала, что Марджори должна пойти работать секретаршей к отцу в офис.
— Просто чтобы узнать, каково это — зарабатывать себе на хлеб, — сказала она. — Все в мире меняется с первым заработанным долларом.
— Это точно, — поддакнула Маша.
Марджори обернулась к ней.
— Кто бы говорил!
Маша вскинула голову, взяла сигарету и вынула из сумочки серебряную зажигалку.
— Милая моя, если в театральной гильдии придерживают роль специально для тебя, тогда, конечно, другое дело. — Она поднесла огонь к сигарете. У Марджори возникло искушение подкинуть сногсшибательную новость о письме к Гаю Фламму. Но она все-таки удержалась. Будет время сообщить о нем, когда станет известно, вышло ли из этого что-нибудь. Маша продолжала: — Я всегда верила в тебя, я и сейчас верю. Но это правда, ты действительно только наполовину человек, ты еще полудитя, пока не начнешь зарабатывать деньги. К тому же ты можешь поднакопить достаточную сумму, чтобы попытаться следующей осенью найти работу по специальности. В конце концов, узнаешь, как живет большинство людей. А то в этом смысле у тебя огромная брешь в образовании.
— Если быть последовательным в проведении этой теории в жизнь, то ей также остро необходимо выйти отсюда и постараться, чтобы ей оторвали в метро руку или еще что-нибудь. Ведь в конце концов, большинство людей в мире живут искалеченными.
— Что это за разговоры, — сказал отец необычно резким тоном. Все замолчали до тех пор, пока официантка не принесла заказ.
Маша подняла свой бокал и весело провозгласила:
— Ну, что ж, за восходящую в мире новую звезду!
Ноэль приподнял на вилке кусок сыра, кивнул Марджори и съел его.
Мистер Моргенштерн отодвинул мороженое после нескольких ложек.
— Вы извините меня, молодые люди. Мы отпразднуем по-настоящему попозже, вечером дома. В офисе уйма дел.
Ноэль вытянул свою длинную руку, выхватил чек у официантки и облачился в потрепанные пальто и шляпу.
— Я тоже, дорогая восходящая звезда, свяжусь с тобой вечером. Нужно идти, разведать насчет этих самых двадцати пяти тысяч в год.