Прадо встретил новых гостей зелеными лужайками, ухоженной мощеной дорогой, широкими террасами и теннисными кортами. Корты цвета красной глины перекрещивались с новыми белого цвета. Громадный голубой плавательный бассейн был полон загорелыми молодыми людьми; они ныряли, брызгались и смеялись. Позади отеля и его необъятных садов лежал белый изогнутый берег, сверкало волнующее море. Не так давно это был фешенебельный отель, куда не было доступа евреям. Но обычаи изменились и подобное отношение искоренялось на острове. Некоторые христиане, преимущественно политики и театралы, все еще ездили в Прадо, но теперь он уже был известен как еврейский курорт. Единственное, что требовалось, чтобы останавливаться там, — это достаточное количество денег для оплаты счетов. Такое ограничение позволяло поддерживать в отеле порядок, роскошный и Элегантный вид, несмотря на социальную пестроту гостей.
Проходя по персидским коврам мимо мраморных колонн, мимо прекрасного собрания скульптур и картин, Марджори не заметила сидящего за конторкой отеля Сэнди Голдстоуна, пока он не окликнул ее:
— Привет, Мардж.
У него через плечо была перекинута белая брезентовая сумка гольф-клуба, а сам он был коричневый, как мексиканец. Он стоял под руку с маленькой пухлой, с проседью в темных волосах женщиной, одетой в элегантное белое спортивное платье. Она подняла висевшие на изящной цепочке очки в серебряной оправе и посмотрела на миссис Моргенштерн:
— Да это же Роза! Ты здесь! Привет!
— Привет, Мэри, — сказала миссис Моргенштерн. — Сэнди, как вы поживаете?
— Спасибо, хорошо. Какой сюрприз! Почему ты не дала мне знать, что вы приезжаете? — спросила миссис Голдстоун. — Ты же знала, что мы здесь. Мы бы договорились о ленче…
Марджори посмотрела на мать, которая внезапно стала робкой и смущенной.
— Все дело в том, что мы решили приехать под влиянием минуты. Мистер Моргенштерн не позволил нам остаться в городе; там так ужасно. Мне кажется, что вы не знакомы с Марджори. Марджори, миссис Голдстоун.
Женщина в очках с серебряной оправой повернулась и посмотрела на девушку.
— Здравствуйте!
Рука была холодная и сухая, рукопожатие — кратким.
Сэнди пригласил их поиграть в гольф парами.
— Мы не играем в гольф, — ответила Марджори.
— А я всегда хотела научиться, — сказала миссис Моргенштерн, — нам понадобится немного времени, чтобы зарегистрироваться и переодеться, но…
— Мам, я не хочу учиться играть в гольф сию минуту, — проговорила Марджори, раздельно произнося слова; она выстреливала их, словно пистолет пули.
— Может быть, мы сможем вместе провести ленч, — предложила миссис Моргенштерн. — За каким столиком вы сидите?
Миссис Голдстоун улыбнулась:
— Боюсь, мы не вернемся к ленчу. Мы перекусим в клубе. Но уверена, что мы еще много раз увидимся с вами. До свидания!
Пока миссис Моргенштерн заполняла регистрационные документы, пока она и дочь поднимались по эскалатору, Марджори, сердясь на мать, кусала нижнюю губу. На лице миссис Моргенштерн сияла невинная улыбка.
Марджори захлопнула за собой дверь номера и встала к ней спиной.
— Мама, мы сейчас же уезжаем домой.
— Что? Ты что, сумасшедшая? — сказала мать мягко, снимая свою шляпку перед зеркалом. — Мы же только приехали.
— Как ты могла, мама? Как ты могла?
— Могла что? Что я могу поделать, если Голдстоунам нравится Прадо. Неужели это должно означать, что нам нельзя ездить сюда? Это пока что свободная страна, даже если Сэнди в Прадо!
Двое коридорных в алых с позолотой костюмах втащили в номер чемоданы. Марджори подошла к окну и остановилась в молчании и гневе, пока миссис Моргенштерн весело указывала коридорным, куда поставить и как открыть багаж, включая чемоданы Марджори. Как только они ушли, Марджори повернулась к ней.