— Я сказала, что уезжаю. Какой смысл открывать все это?
— Ты ведь хочешь почиститься и помыться, не правда ли? Не имеет смысла возвращаться назад в этот знойный день.
— Я хочу уехать прямо сейчас.
Миссис Моргенштерн стянула через голову платье.
— Отлично, я не останавливаю тебя. Я иду купаться перед ленчем.
Она взяла свой купальный костюм в ванную, бросая новый костюм Марджори на кровать.
— Лично я думаю, что ты очень глупа. Что плохого, если в отеле есть парень, которого ты знаешь? Это могло бы стать не только развлечением…
— Боже мой, мама! Какая же ты толстокожая! Разве ты не видела, как его мама посмотрела на нас?
— Мэри Голдстоун — прекрасная особа. Она на всех так смотрит. Она немножко близорука.
— Она считает, что ты расставляешь сети для Сэнди. И это как раз то, чем ты занимаешься. Я не буду в этом участвовать.
— Послушай, Марджори, ты меня не обманешь. Тебе нравится этот мальчик.
— Ну и что из этого следует? Самое бессмысленное дело последовать за ним в отель…
— Дорогая, ведь ничего хорошего не вышло из того, что ты не преследовала его.
— Мама… Мама, я такими делами не занимаюсь. Ты когда-нибудь поймешь это?
Миссис Моргенштерн в купальном костюме, шлепая тапочками, вышла из ванной с полотенцем, наброшенным на шею.
— Иногда одно небольшое подталкивание все меняет. Идешь купаться?
— Нет.
Миссис Моргенштерн открыла дверь и сказала:
— Увидимся за ленчем, конечно, если ты не отправишься домой. Если ты все-таки поедешь обратно, передай привет отцу.
Марджори в возбуждении ходила взад и вперед по номеру. Белое и горячее солнце заглянуло в комнату. Под окном был бассейн, а в нем — веселые молодые люди. Она смотрела на их взъерошенные после купания черные волосы. Марджори перестала кружить по номеру и потрогала свой новый купальный костюм. Он был сшит по последней моде. Телесного цвета материал, приятный для кожи, на расстоянии двадцати футов создавал впечатление совершенной обнаженности. В комнате было невыносимо жарко…
После обеда на террасе с видом на море были танцы. Целых четыре часа Марджори танцевала с Сэнди. Потом они пошли погулять по морскому берегу при свете луны. И когда обогнули небольшой мыс, за которым скрылся отель, они сели и стали лениво беседовать в бархатной темноте ночи, глядя на звезды и пропуская песок между пальцами. А волны с шумом катились прямо к их ногам. Спустя некоторое время Марджори нерешительно провела пальцем по тыльной стороне ладони Сэнди. Эффект был подобен взрыву. Когда через полчаса они вернулись в отель, их взаимоотношения достигли того же уровня, что и у Марджори с Джорджем Дробесом. У молодых людей кружилась голова; они были сконфужены, нерешительны, оживлены и чрезвычайно довольны собой.
5. Устремления Сэнди
Рыжевато-коричневый «понтиак» весьма сильно отличался от «Пенелопы»: красные кожаные сиденья, сверкающие хромовые ручки, двигатель, который при скорости шестьдесят миль в час производил меньше шума, чем шуршащие по дороге шины. Машина принадлежала Сэнди, а не его отцу. Он так водил ее, как будто сливался с автомобилем в единое целое; одна рука Сэнди небрежно лежала на выступе окна. Джордж всегда сидел прямо, управляя машиной, словно гонщик.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Сэнди.
Марджори, поправляя розовую косынку на вскинутой голове, ответила:
— А как ты?
Поверх купальника она была одета в розовое хлопчатобумажное платье и крошечные золотистые сандалии. Сэнди и Марджори ехали купаться на небольшую необитаемую бухту в десяти милях от Прадо вниз по шоссе.
— Я озадачен. Не могу понять тебя!
Она пристально посмотрела на его слегка удлиненное лицо, частично закрытое солнечными очками. Рот Сэнди был прямым и серьезным.
— Ты не можешь понять меня? Мне кажется, я вела себя слишком просто, стараясь утешиться.
— Неужели? Что все это значит?
— Я не знаю. Может быть, повлияла луна, а может быть, ты мне нравишься больше, чем следовало бы, — сказала она довольно резко.
Улыбаясь, он положил руку на ее колено и сдавил его:
— Хотелось бы верить.
Она хотела воспротивиться этому, но рука уже была убрана. Марджори забилась в дальний угол переднего сиденья, чтобы до нее было трудно дотянуться.
Она была озадачена так же, как и он, ужасно озадачена. С самого утра она ломала голову над тем, что случилось вчера. Все устоявшиеся принципы разлетелись в пух и прах. Марджори думала, что существует инстинкт женской чести, который предохраняет девушку от объятий с мужчиной, когда она влюблена в другого. Джордж Дробес, если больше и не встречался с Марджори, все же считался ее возлюбленным. Очевидно, такого инстинкта не существовало. Она также верила, что капитуляция перед обниманием указывала на драматический поворот в эмоциях. Но этим утром ее отношение к Сэнди оставалось прежним: неопределенным, но скорее это было дружелюбие и любопытство, чем страсть. Сэнди казался теперь более знакомым. Но себя Марджори не узнавала. Она была поражена собой и ждала с необычайно приятным возбуждением, какую еще странную выходку совершит.