— Извини за опоздание, — сказала Марджори и пошла вслед за Розалиндой вдоль длинного ряда стойл, в которых лошади пофыркивали, топтались на месте, позвякивали подковами и громко ржали.
Две эти девушки познакомились в лифте Эльдорадо. Розалинда, которая была старше Марджори на полтора года, являлась успевающей студенткой группы «А», но у нее напрочь отсутствовало чувство юмора, и она не имела успеха на танцах и вечеринках. Розалинда могла бы просто возненавидеть Марджори за ее тонкую талию, за изящной формы лодыжки и бесконечную болтовню. Но она была так уверена в собственном превосходстве, что могла ей это простить. Розалинда родилась на Сентрал-Парк-стрит; она училась на предпоследнем курсе в Бернарде и была помолвлена с неким Филом Бойхэмом, сыном известного врача-кардиолога. Ей нечего было бояться умной, симпатичной, слегка честолюбивой девушки из Бронкса, ничем, в общем-то, не примечательной второкурсницы из бесплатного государственного Хантеровского колледжа. Розалинда искренне опекала Марджори. Марджори мирилась с этим покровительством, так как Розалинда могла ввести ее в общество Колумбийского колледжа. Они провели вместе уже сотни часов, болтая об одежде, прическах, косметике, машинах и мальчиках. Марджори потеряла контакт со своими подружками в Бронксе и не нашла приятельниц в Хантере. Розалинда была сейчас ее лучшей подругой.
— Вот она, Джефф! — крикнула Розалинда.
В самом дальнем конце конюшни пять лошадей — очень больших, нетерпеливых и довольных предстоящей прогулкой — становились на дыбы, били копытами в свете электрической лампочки. Джефф, загорелый, невысокого роста грум, в смятых бриджах и потертых ботинках, стоял среди животных, подтягивая подпруги и отдавая команды Билли и Сэнди, которые седлали своих лошадей. Он угрюмо взглянул на Марджори и произнес:
— Насколько хорошо вы можете держаться в седле, мисс?
— Не совсем хорошо, — быстро ответила Марджори.
Добрый свет на мгновение вспыхнул в глазах грума:
— Для вас нормально. Многим они не нравятся и тогда… Тпру, тупой ублюдок! — Он ударил кулаком по ребрам танцующей лошади.
Фил Бойхэм сказал:
— Это моя лошадь. Не бесите ее. — И с этими словами он плюхнулся на пыльную скамью рядом с девушкой Сэнди, Верой Кешман, привлекательной блондинкой-второкурсницей из Корнелла, которая выглядела вялой и раздраженной.
— Дай ей Черную красавицу, Джефф, — сказал Сэнди, подмигнув и улыбнувшись Марджори. Сейчас он быстро и умело обращался с конской сбруей. Его бриджи полиняли, а ботинки выглядели немногим лучше, чем у грума. Костюмы остальных наездников были почти такими же новыми, как и костюм Марджори.
— Дайте мне самую смирную лошадь, какая только у вас есть, — попросила Марджори. — И угостите ее таблеткой снотворного перед началом поездки.
Сэнди засмеялся.
Билли Эйрманн, краснощекий и вспотевший, возился со стременами, болтающимися под брюхом лошади. Вдруг, яростно рванув стремена на себя, он умудрился развязать все, над чем трудился до этого, и упал на пол, прямо под лошадь, а седло и стремена с грохотом свалились на него сверху. Грум с презрением взглянул на парня, подобрал седло и поставил Билли на ноги.
— Я-то думал, мистер, что вы можете сами справиться со всем этим. Ведь так вы, кажется, говорили?
— Научите меня делать это, как-нибудь, — задыхаясь произнес Билли, вытирая навоз с лица и отряхивая жакет.
— Только, пожалуйста, мистер, не в воскресенье, когда и так работы по горло. — Джефф закинул седло на спину лошади, а Билли, еле волоча ноги, потащился к скамье и упавшим голосом обратился к Марджори:
— Вот видишь, Марджи, как бывает…
Марджори, про себя посмеивающаяся над ним, подумала о том, какое же это несчастье, что из всей толпы знакомых именно Билли так привязался к ней. Единственным отличием Билли от остальных молодых людей было то, что отец его являлся главным судьей Верховного суда, и имя его, казалось, чаще других мелькало на бланках благотворительных нью-йоркских организаций. Сначала, во время знакомства с ним и полдюжиной других парней в квартире Розалинды, он произвел на Марджори сильное впечатление, когда она узнала, кто его отец; но вскоре она поняла, что он — всего лишь добродушный болван, в котором ничего нет от достоинств его отца. Все же он был из Колумбийского колледжа. И именно он пригласил ее на танцы прошлым вечером. И когда он проходил мимо, обдав ее запахом навоза, от которого она задохнулась и отступила на шаг, она улыбнулась.
Джефф критически посмотрел на нее, когда закреплял седло на лошади Билла, и произнес: