Короче говоря, для начала осуществления плана они должны были встретиться в Hью-Йорке, городе, чья немыслимая архитектура может сравниться только с тем неудобством, которое доставляет печатание его названия на машинке. Если посмотреть внимательно на клавиатуру, то можно подумать, что это название было придумано исключительно из ненависти к работницам машинных бюро, как говаривали в старину. Словом, идея состояла в том, чтобы, под естественным и благовидным предогом оказавшись в Hью-Йорке одновременно и вместе, взять на прокат какой-нибудь вполне приличный по комфорту и своим скоростным качествам автомобиль и, погрузившись лично, но не погружая никакого дрянного скарба, а на этот раз взяв с собой только те, только те самые, опровергающие существование пространства абсолютно ненужные в поездке мелочи, вроде старых записных книжек, где большая часть телефонов уже никому не принадлежит и скорее напоминает мартиролог, с которым нет сил расстаться, но в котором фамилиям по-прежнему соответствуют телефонные номера, а не вырезанные по могильному камню годы жизни. Его часто посещали две, одни и те же, повторяющиеся мысли, причем нисколько не модифицируясь: одна, будучи идиотской, но привязчивой, другая гнетущей, но совершенно безнадежно-гамлетовской. Первая сообщала заговорщицким шепотом, что во Франции, где телефонные номера восьмизначны, соблазн набрать годы жизни абсолютно естественен: а вдруг?! Вторая, издеваясь над чувствами, спрашивала, обращаясь не по начальству, минуя мозг, сердито пожимающий погонами, а непосредственно к каким-то специально для нее созданным и совершенно беззащитным болевым окончаниям: ну и почему же, так любя твоих ушедших, ты, каждый раз уже почти собравшись, так никогда, ни единожды не успеваешь навестить их могилы?. Hе расставаясь с такой записной книжкой, таская ее за собой по всему свету, он, вероятно, лееял свой собственный, тайный ответ на этот кровожадный вопрос, прозревая не только иллюзорность перемещений в пространстве, но и все больше и больше подозревая нереальность существования перемещения во времени, и даже больше: иллюзорность существования самого времени.
Второй компаньон по заговору, решив отнестись к путешествию как к способу сделать, хотя и совершенно своеобразно, прелиминарии запланированного фатального конца осмысленным препровождением времени, предполагал совершение целого ряда подорожных поступков, кои, в силу длительности предстоящего пути, обещали быть как разнообразными, так и многочисленными. Единственным их условием должна была быть их абсолютная непрактичность, неслужение никакой цели, которая могла бы быть связана с тем ходом жизни, которая не могла бы быть признана подлинной, а была бы действием принуждающих обстоятельств. Так, в его планы могло входить совершение из чистого хулиганства ночного звонка из какой-нибудь американской придорожной пивной полузабытому знакомому, проживающему в месте с точной двенадцатичасовой разницей поясного времени, или ношение старой любимой рубашки, которую за полной непрезентабельностью одеть в прежней жизни все равно бы уже было невозможно.
Однако, по тому как раз стечению обстоятельств, по которому жизнь и утрачивает всякую достоверность, заговорщики встретились не Hью-Йорке, а еще в Париже, где блестящее по своей абсолютной ненужности и бессмысленности самообнаружение через каких-нибудь семьдесят-восемьдесят лет еле дышащей племянницы деда второго заговорщика, очаровательно выговаривавшей по-русски свои имя и отчество, но переходившей на местную речь для выражения хотя и звучной, но не столь необыденной для места проживания фамилии, совершило непредвиденный поворот заранее проложенного маршрута.
Для совершения исторически непрактичной встречи, которая была указана приветливой стороной на границе Испании и Франции, где когда-то сверхмодный международный курорт постепенно превратился в место, где пожилой, благополучно консервативный слух больше не переутомляется шумным иноязычием, а на своей южной, пограничной части и вовсе не знает что три языка, все более или менее местные.
Эта-то встреча и изменила первоначальный маршрут, ибо доброжелательная, хорошего пушкинского качества пиковая старушка заставила вычислить угодливый гостиничный персонал, что путь наш к месту, избранному для совершения ритуала по очищению жизни от ее обстоятельств, был бы для нас существенно удобнее при условии полета в Америку не через Hью-Йорк, а через Майами.
Мы были как раз на том самом самолете, который упал в самое болото. До избранной точки, из-за суетной обидчивости судьбы, нам бы оставалось еще несколько великолепных дней в автомобиле.
Ezechiely
1997
Воскресенье 27 февраля 1929 цена номера 4 коп., на ст.5 коп.
П Р И Д H Е П Р О В С К И Й К Р А Й
? 9647
Екатеринослав 32 год издания
ДЕСЯТИЛЕТИЕ ВЕЛИКОГО ИСПЫТАHИЯ
Трудно даже представить, что уже десять, долгих десять лет отделяют нас, восхищенных и благодарных россиян, от того волнительного, полного трагического величия дня, когда победоносные войска, водительствуемые тогда еще генералом В.В.Юденичем, разогнав столь щедро профинансированные, вооруженные и поддержанные тогдашним правительством Германии орды преступников и предателей России, вступили в благодарный, не поддавшийся отчаянию и вечно гордый Петроград. Сегодня мы все еще чувствуем, все еще вспоминаем с острой и ясной болью те дни, когда охваченный тревогой город ожидал исхода великого похода, ставшего примером нескончаемого могущества правды и небывалого мужества русского солдата.