— Но, послушайте, сказалъ Русановъ, засмѣявшись этому тревожному потоку словъ:- если вамъ будетъ бѣда, или по крайней мѣрѣ большая непріятность…
— Вамъ-то какое дѣло?
Онъ потупился было, но тотчасъ же поднялъ глаза.
— Не смотрите на меня такъ пристально, проговорилъ онъ:- я не могу привыкнуть къ вашему взгляду.
— Ага, то-то!
— Да вѣдь больно, коли ни на что, ни про что не довѣряютъ…
— Ну, миръ, сказала Инна, подавая ему руку:- это у меня тоже дурная привычка; теперь мнѣ ужь трудно отстать, не обращайте вниманія. Одно только скажите, кто это злоумышляетъ противъ меня?
Русановъ назвалъ мачиху и Ишимову.
— Достойные союзники! желала бы я знать что я имъ сдѣлала?
Они шли нѣсколько времени молча.
— Когда-то и я жила въ вашемъ свѣтѣ; опротивѣло мнѣ, заперлась дома; и тутъ страхи да ужасти! Куда жь бѣжать? На какой благодатный островъ? Впрочемъ, чтожъ это я васъ поучаю… Вамъ еще жить хочется.
— Я думаю, возразилъ Русановъ.
— А все хотя изъ любопытства желательно бы знать, это васъ такъ привязываетъ къ жизни?
— Развѣ у меня не можетъ быть привязанности?
— У васъ? Полноте!
— Вы думаете, я не способенъ?
— Вы? Полноте!
— Инна Николаевна! Вы вотъ смотрите на меня, да только и говорите, что полноте; а есть ли какая-нибудь возможность выдаваться такъ чтобы вы этого не сказали? Чѣмъ же я виноватъ, что это случается только въ романахъ, да еще въ тѣхъ что Бѣлинскій велитъ Ванькѣ по субботамъ читать…
— Не горячитесь, подите! Какое у васъ смѣшное лицо! вотъ видите!
— Что видѣть-то? Вовсе не то. И теперь можно; только это труднѣй чѣмъ боксомъ дѣйствовать…
— Мы когда-нибудь поговоримъ объ этомъ, а теперь….
Онъ началъ отвязывать отъ крыльца свою лошадь;- я завтра уѣзжаю въ губернію…
— Что у васъ служба, что ли?
— Служба. Прощайте, сказалъ онъ, взявъ ее руку, — вспоминайте иногда, а я….
Она посмотрѣла на него серіозно.
— Я все-таки лучше объ васъ думала, тихо проговорила она.
— Какъ такъ? озадачился онъ.
— Я не думала, чтобъ и вы пошли по избитой колеѣ. Неужели нельзя пробить свою тропинку?
— Вотъ что! Ну это точно, какъ вамъ оказать вѣрнѣе, выше или ниже силъ… Помните, Лермонтовъ говоритъ, что живетъ, точно читаетъ дурной переводъ книги, послѣ оригинала? Да, горько, когда жизнь разбиваетъ воѣ мечты, а намъ и того хуже; мы опытны….
— То-есть?
— То-есть, у насъ и мечты-то никакой нѣтъ, нечѣмъ и въ молодости-то было скрасить дѣйствительность.
— А лазѣйку нашли, гдѣ можно ничего не дѣлать? Странно!
— Инна Николаевна, да кто жь мнѣ мѣшалъ жить въ Москвѣ, сложа руки? Тамъ у меня и домъ есть и доходъ порядочный. Нѣтъ, это мое убѣжденіе, только такъ и можно что-нибудь сдѣлать; все остальное безсильно….
— Ну, помогите мнѣ написать въ Искру стихи. Начнемъ такъ:
а окончимъ:
— Некогда, некогда, говорилъ Русановъ, усаживаясь на дрожки.
— Пхе! подумала Инна, глядя ему вслѣдъ. — И у этихъ добровольныхъ бываютъ вспышки! Тоже, поди, чай и любовишка есть, и честишка водится; и проживетъ, не пропадетъ.
Вечеръ былъ душный, солнце садилось въ сухомъ туманѣ, называемомъ у мѣстныхъ жителей вьюгой. Черное облако мошкары вилось высоко надъ деревьями. Инна подсѣла къ окну и развернула книгу, но ей не читалось. Мысли, одна другой безотраднѣй, шли водоворотомъ въ головѣ. Наканунѣ уней опять была стычка съ Анной Михайловной. Той почему то хотѣлось, чтобы падчерица ѣхала на балъ. Стали одѣваться; то не такъ, другое не такъ, ничего ты не умѣешь сдѣлать. Принесли раскаленныя щипцы, и хотѣли припекать ея волосы. Она вскочила со стула и наотрѣзъ отказалась отъ поѣздки. Зачѣмъ чужой хлѣбъ отбивать? Безъ меня много найдется тряпичницъ. Анна Михайловна не замедлила принять это на свой счетъ, и пошла потѣха. Все это было очень смѣшно, но тѣмъ не менѣе невыносимо; цѣлая жизнь впереди съ періодическими грибными дождями. Продать имѣніе? Уѣхать? Но куда же? Будетъ ли она кому-нибудь нужна? А здѣсь все-таки что-нибудь есть, да и привыкла она…. Утомленная безконечною вереницей предположеній, она задремала и погрузилась въ то полусладкое, полуапатическое забытье, которое всегда слѣдуетъ за головною бурей. Часы мѣрно постукивали маятникомъ, сверчокъ уныло покракивалъ въ печкѣ. Лара протяжно храпѣлъ, взлаивая во снѣ и перебирая лапами по ковру. Вдругъ ей почудилось, кто-то пробѣжалъ подъ окномъ и что-то упало ей на колѣни. Она открыла глаза и удивилась, что такъ долго проспала. Въ комнатѣ совсѣмъ стемнѣло, на платьѣ у нея лежала записка.