Войско Иоанново встретило новогородцев... Битва продолжалась три часа, она была чудесным усилием храбрости... Но Марфа увидела наконец хоругвь отечества в руках Иоаннова оруженосца, знамя дружины великодушных - в руках Холмского, увидела поражение своих, воскликнула: "Совершилось!", прижала любезную дочь к сердцу, взглянула на лобное место, на образ Вадимов - и тихими шагами пошла в дом свой, опираясь на плечо Ксении. Никогда не казалась она величественнее и спокойнее.
Делийский погиб в сражении, остатки воинства едва с.паслися. Граждане, чиновники хотели видеть Марфу, и широкий двор ее наполнился толпами людей: она растворила окно, сказала: "Делайте что хотите!" - и закрыла его. Феодосии, по требованию народа, отправил послов к Иоанну: Новгород отдавал ему все свои богатства, уступал наконец все области, желая единственно сохранить собственное внутреннее правление. Князь московский ответствовал: "Государь милует, но не приемлет условий". Феодосии в глубокую ночь, при свете факелов, объявил гражданам решительный ответ великого князя... Взор их невольно искал Марфы, невольно устремился на высокий терем ее: там угасла ночная лампада! Они вспомнили слова посадницы... Несколько времени царствовало горестное молчание. Никто не хотел первый изъявить согласия на требование Иоанна; наконец друзья его ободрились и сказали: "Бог покоряет нас князю московскому; он будет отцом Новаграда". Народ пристал к ним и молил старца быть его ходатаем. Граждане в сию последнюю ночь власти народной не смыкали глаз своих, сидели на Великой площади, ходили по стогнам, нарочно приближались к вратам, где стояла воинская стража, и на вопрос ее: "Кто они?" - еще с тайным удовольствием ответствовали: "Вольные люди новогородские!" Везде было движение, огни не угасали в домах: только в жилище Борецких все казалось мертвым.
Солнце восходило - и лучи его озарили Иоанна, сидящего на троне, под хоругвшо новогородскою, среди воинского стана, полководцев и бояр московских взор его сиял величием и радостию. Феодосии медленно приближался к трону; за ним шли все чиновники великого града. Посадник стал на колена и вручил князю серебряные ключи от врат Московских - тысячские преломили жезлы свои, и старосты пяти концов новогородских положили секиры к ногам Иоанновым. Слезы лились из очей Феодосия. "Государь Новаграда!" - сказал он, и все бояре московские радостно воскликнули: "Да здравствует великий князь всея России и Новаграда!.." - "Государь! - продолжал старец. - Судьба наша в руках твоих. Отныне воля самовластителя будет для нас единственным законом. Если мы, рожденные под иными уставами, кажемся тебе виновными, да падут наши головы! Все чиновники, все граждане виновны, ибо все любили свободу! Если простишь нас, то будем верными подданными: ибо сердца русские не знают измены, и клятва их надежна. Твори, что угодно владыке самодержавному!.." Иоанн дал знак рукою, и Холмский поднял Феодосия. "Суд мой есть провосудие и милость! - вещал он. - Милость всем чиновникам и народу..." - "Милость! Милость!" - воскликнули бояре московские. "Милость! Милость!" - радостно повторяло все войско: казалось, что она ему была объявлена, - столь добродушны русские!
Одни чиновники новогородские стояли в мрачном безмолвии, потупив глаза в землю. "Бог судил меня с новогородцами, - сказал Иоанн, - кого наказал он, того милую! Идите; да узнает народ, что Иоанн желает быть отцом его!" Он дал тайное повеление Холмскому, который, взяв с собою отряд воинов, занял врата Московские и принял начальство над градом: окрестные селения спешили доставить изобилие его изнуренным жителям.
Друзья Борецких хотели видеть Марфу: она и дочь ее сидели в тереме за рукодельем... "Не бойся мести Иоанновой, - сказали друзья, - он всех прощает". Марфа ответствовала им гордою улыбкою - и в сие мгновение застучало оружие в доме ее. Холмский входит, ставит воинов у дверей и велит боярам новогородскнм удалиться. Марфа, не изменяясь в лице, дружелюбно подала им руку и сказала: "Видите, что князь московский уважает Борецкую: он считает ее врагом опасным! Простите!.. Вам еще можно жить..." Бояре удалились. Холмский с угрозами начал ее допрашивать о мнимых тайных связях с Литвою; посадница молчала и спокойно шила золотом. Видя непреклонную твердость ее, он смягчил голос и сказал: "Марфа! Государь поверит одному слову твоему..." - "Вот оно, - ответствовала посадница, - пусть Иоанн велит умертвить меня и тогда может не страшиться ни Литвы, ни Казимира, ни самого Новаграда!.." Князь, благородный сердцем, вышел, удивляясь ее великодушию. Граждане толпились вокруг дома Борецких: напрасно воины хотели удалить их, но вдруг раздался звон колокольный во всех пяти концах, и народ, всегда любопытный, забыл на время судьбу Марфы: он спешил навстречу к Иоанну, который с величием и торжеством въезжал в Новгород, под сению хоругви отечества, среди легионов многочисленных, в венце Мономаха и с мечом в руке.