– Пусть она будет наказана тем же мечом, который дерзнула поднять рука ее над державною головою Владимира!!! – раздалось вдруг со всех сторон, и все ему поклонились… И Владимир горько улыбнулся…
– Иди, – сказал он, обращаясь к ключнику Вышате, что стоял, подобно истукану, у дверей гридницы, – иди и возвести Рогнеде участь ее, вели, моим именем, одеться в платье цветное, пусть сидит в опочивальне, на ложе своем и ожидает меня, а со мною вместе и судьбы своей. Приготовьте, в той опочивальне, тот самый меч, что сверкал в руках ее над головою супруга-повелителя… я сам сделал приговор преступнице, – сам и исполню его!..
Содрогнулись при этом слове собеседники; всякий думал и рассуждал по-своему, но никто не смел вымолвить перед князем слова противного… Разошлись все молча по домам своим, ожидая вести, чем и как все кончится, а ключник побежал исполнять повеление владыки Киевского…
Глава девятая. Юный князь Изяслав
Прохожий, стой! – могила здесь!
Сидит Рогнеда в опочивальне своей на роскошном ложе, покрытом дорогою камкою; одета Рогнеда в платье цветное, и плачет она, что река течет, что-то будет с ней? Чем-то все кончится?..
Близок час! Поднялся князь из своей гридницы, идет медленно и грустно к светлице супруги своей, и мысль страшная, мысль грозная смежает брови его, словно две тучи темные…
Рогнеда слышит уже раздраженного супруга шаги, замерло сердце преступницы… но ей остается еще последняя надежда… сбудется ли она, нет ли?.. неведомо ей…
При входе в опочивальню Владимир, погруженный в думу страшную, внезапно видит Изяслава – сына своего: смело ожидает пятилетний малютка отца и владыку и верным стражем стоит у дверей опочивальни своей матери; держит Изяслав в слабых ручонках тяжелый бранный меч… и, увидевши Владимира, бежит к нему с невинною улыбкою…
– Ты идешь убить мать мою, – говорить Изяслав, подавая великому князю тяжелый меч, – убей же прежде меня и… по трупу сына иди казнить мать!..
Зарыдал ребенок, проговоривши эти умные слова, и гордо и безбоязненно указал Владимиру на грудь свою.
Выпал тяжелый меч из рук великого князя…
– Я не знал, что ты здесь, – отвечал он, прижимая к груди своей малютку, – я не ведал, что ты имеешь дух отца твоего, и за ум за твой, за хитрые речи твои дарую прощение твоей матери… Иди, возвести ей милость мою!..
Вышел Владимир из светлицы супруги своей, повелел собрать утренних советников и возвестил им, что отменяет он свой грозный приговор, и все великому князю поклонились и молвили:
– Исполать нашему князю великому, Володимиру, свет Красному Солнышку!..
Осталась Рогнеда жива и невредима, обнимала Рогнеда своего сына, малютку, нежила шелк его русых кудрей и величала своим спасителем и обливала алые щечки его слезами горючими…
Долго, долго оплакивала княгиня преступление свое, долго еще жила она в отдалении от дворца великокняжеского, не слушала она более песен Баяна вещего, не звала к себе волхвовать ведьму заднепровскую, плакала да горевала и прослыла в народе Гореславою…[37]
Глава десятая
Чертово урочище
Много прошло времени после этого события; луч веры православной разогнал на Руси тьму идольского служения: крестился в Херсоне великий князь, приняли в Киеве Святое Крещение его слуги верные, потонул перунов истукан в волнах Днепра широкого (и плыл тот истукан, как говорят старинные летописи, против воды[38], а на место идольского капища воссиял в Великом Киеве Крест Православный, Крест Христианский…
В одном месте, за широким Днепром, среди леса непроходимого, стояла немудрая хижинка, и в хижинке той жила колдунья-прорицательница… В этом только месте, которое именовалось Чертовым урочищем, еще было прибежище идолам и приносились жертвы чернобогу страшному. Боялись православные киевляне проходить и днем мимо этого страшного урочища, а в ночное время там и невесть что совершалось… летал над лесом огненный змей, собирались тучи, блистала молния и гром гремел так, что стонала даль и земля тряслась…
37
Имя