В эти-то прощальные дни, когда между нами витало взаимное понимание, понял я, какая судьба ожидает Яшу. Судьба горькая, опасная, на краю могилы будет плясать он, и не его волей судьба эта им выбирается. Не он ее решает. Но и принуждения нет. Все так складывается, как складывается. Судьба есть судьба, она как смерть и как рождение, ее не предугадаешь, она — возможность, незаметно переходящая в реальность, но так и не становящаяся ею. Жизнь Яши станет театром, где за фальшивую интонацию в реплике могут расстрелять.
Короче: Яша в скором времени уходил на Запад, к отцу, к его миллионам — и настаивала на таком исходе разведка его страны.
Понял я судьбу, будущее Яши — и упрятал знание в самый глубокий подвал памяти.
И в подвале памяти этой обосновалась заодно столовая одного райкома КПСС, куда мы, оголодавшие, попали однажды. В самом Яше и в повадках моих было нечто, внушавшее уважение стражам порядка, милиционер пустил нас в столовую, более того, мы еще бутылку водки с собой принесли и распили ее под любопытными взорами официанток. Выпили — и пошли в баню выпаривать из себя хмель. Стегались вениками в Сандунах, отдали себя татарам, они поскребли нас, другие нацменьшинства подали свежевымытые и выглаженные рубашки. Пиво принес пространщик, раздался трубный голос его: “Очередной!” И слово это мы обмозговали, и не менее значительное слово “пространщик”. Шесть вечера было, когда вышли на Неглинную. Никуда уже не хотелось идти, и пить не хотелось, но все-таки взяли кое-что с собой и поехали на Беговую, и — о, радость! — сестры вернулись на сутки раньше, отец же оттуда, из Ленинграда, сиганул на самолете в Казань. Когда Яша и Аня увидели друг друга, у них обоих ноги ослабели, Яшина рука шарила в пустоте, ища опору. Аня заплакала, а ее любимый сел в прихожей на пол и не двигался.
Что-то должно было случиться, молния прочертит сейчас небо и вонзится в квартиру, гром небесный последует… Но тишина, только вздрагивающие плечи Ани, лицо, уткнувшееся в ладошки. “Расстреляйте меня на рассвете!” — сквозь слезы рассмеялась она.
Что-то должно было свершиться!
И свершилось.
Взгляд Маргары был пронзительным и жгучим.
— Да помолчи ты! — прошипела она мне. Обняла сестру, поцеловала ее. Привставшего Яшу — тоже. Дернула меня за рукав. Мы еще не закрыли за собой дверь, а Яша и Аня обнялись и слились. Что-то тихо, очень тихо произнесла Маргара. Я не понял, не расслышал. Кабина лифта опускалась. Куда рвется Маргара — да наплевать мне было. Я-то сейчас же на трамвай и к электричке.
— Постой, — сказала она. Показала спину, щелкнула сумочкой, что-то сделала, повернулась — и впервые за три недели знакомства я увидел ее губы накрашенными. Вошла в кабину телефона-автомата. Поманила меня, а затем и втянула вовнутрь. Накрутила номер. Монета провалилась. В трубке послышался женский голос, но не сразу понял я, что разговор идет обо мне.