Наконец, Маргарет, как хорошая дочь пастора, всегда воодушевлялась идеей миссионерства. Каждое из ее сражений будет похоже на крестовый поход. С ее приходом на Даунинг-стрит, 10, к власти «пришла пасторская кафедра с Финкин-стрит», по словам Джона Кэмпбелла, автора книги о Маргарет Тэтчер.
Глава третья
ОТ ОКСФОРДА ДО ФИНЧЛИ
Конечно, Саммервилл-колледж — совсем не Корпус-Кристи-колледж, не Бейллиол-колледж и не Крайст-Черч, самые прославленные и престижные колледжи Оксфорда, чьи стены украшены портретами премьер-министров. Это даже не Леди-Маргарет-холл, самый шикарный из женских колледжей, аристократический и в некотором роде англиканский. Саммервилл-колледж — это скромный колледж, более открытый в социальном плане, недавно созданный, а потому менее «патрицианский», чем другие, и менее религиозный.
В Оксфорде — питомнике элиты
Однако и здесь Маргарет не чувствовала себя комфортно. Она была всего лишь скромной провинциалкой, оказавшейся в гуще молодых девушек, гораздо более бойких, чем сама. В колледже она жила в такой холодной комнате, что ее можно было назвать ледяной, и жизнь ее скрашивали лишь воспоминания о доме. «Я тосковала по дому, и мне там ужасно не нравилось», — пишет она, но не говорит о том, что чувствовала себя плохо от обилия комплексов. Соученицы смеялись над ее чопорным видом, одеждой, безупречной по качеству тканей, но отвратительного покроя; хихикали они и над ее акцентом уроженки Средней Англии, и над ее внутренней напряженностью, и над ее твердостью дочери пастора, что ей, семнадцатилетней девушке, придавало вид школьной учительницы. Одна из соучениц вспоминает о ней, как о «юной девушке, немного излишне пухленькой, всегда безупречно причесанной, аккуратно одетой, церемонной <…>; когда она говорила, создавалось впечатление, что она только что вышла с урока риторики». Другая вспоминает, что Маргарет была стеснительной и чувствовала себя неловко: «Этой девушке всегда было не по себе, и она постоянно задавалась вопросом, что можно делать и чего нельзя». Разумеется, Маргарет несла на своих плечах всю тяжесть полученного ею воспитания.
Во время еженедельных торжественных обедов в колледже, куда участники должны были являться в смокингах и длинных вечерних платьях, она всегда мучилась. В столовой было три стола для студенток. Один, стоявший ближе всех к столу «для высокопоставленных особ», где сидели профессора и преподаватели, предназначался для студенток-иностранок, второй — для студенток, не получавших стипендии и обучавшихся на платной основе, третий, самый скромный, — для стипендиаток. Оксфорд постоянно напоминал ей о ее происхождении. Ее сотрапезницы были столь же нелюбезны. Правда, она постоянно надоедала им своими бесконечными разговорами об отце, которого представляла едва ли не выдающимся деятелем, хотя он был всего лишь главным городским советником в маленьком промышленном городке.
В этом университете, выглядевшем еще более ужасно из-за отсутствия молодых людей, ушедших на фронт, у Маргарет были лишь ее «старые спутники», скрашивавшие ее жизнь: прогулки в одиночестве, учеба и религиозное сообщество. В первые месяцы ее пребывания в Оксфорде, в 1943 году, общественная жизнь там была довольно бедной. Маргарет часто одна бродила по городу, вокруг Крайст-Черч-Медоу или по берегам Темзы. Ее властно влекли к себе здания, выстроенные в романо-норманнском стиле. Готическая архитектура Модлин-колледж (Колледжа Магдалины) приводила ее в восторг. Ничего общего с Грантемом! Но она сама по-прежнему оставалась в изоляции от студенческого сообщества.
Маргарет посещала Уэсли-Мемориэл-черч (Уэслианскую мемориальную церковь), коллективные уроки по катехизису и пила чай с членами методистского кружка, воодушевляемыми пастором Джильсоном. Ее даже направляли произносить проповеди в соседние приходы. Маргарет также примкнула к некоторым сообществам любителей хорового пения, стала принимать участие в спевках Хорового общества Баха и объединенного хора двух колледжей, Саммервилл и Бейллиол; она исполняла вместе с хором «страсти по Матфею», «Мессию» Генделя, «Немецкий реквием» Брамса. Короче говоря, она оставалась девушкой с Финкин-стрит.
Правда, оставалась еще учеба. Увы, химия ее уже не увлекала: наука оказалась слишком теоретизированной, осуждавшей на одиночество, слишком безликой, то есть не способствовавшей проявлению личности. Чем дальше, тем больше Маргарет понимала, что изучение естественно-научных дисциплин ее никуда не приведет. «Королевская дорога» — это ПФЭ (политика, философия, экономика). Но было слишком поздно! Вино было уже налито в бокал, надо было его выпить. И она работала, упорно, тяжело, методично, серьезно, как всегда, и добивалась хороших результатов, но ничего более. Итак, химия станет для нее всего лишь обязательным трамплином. Преподавательница, бывшая ее тьютором, то есть научным руководителем, госпожа Джанет Вом, придает своим воспоминаниям о Маргарет привкус желчи: «Она была превосходным химиком второго класса». Правда, эта мисс Вом всегда была ярой лейбористкой. Более объективна Дороти Ходжкин, получившая Нобелевскую премию в 1964 году: «На Маргарет всегда можно было положиться, если требовалось написать умную, взвешенную статью <…>, но я никогда не думала, что она будет интересоваться химией». В 1947 году Маргарет закончила Оксфордский университет с весьма достойным дипломом, посвященным протеиновой структуре грамицидина В, недавно открытого антибиотика.