При рассмотрении вопроса местных налогов Маргарет вынуждена была временно отречься от своих убеждений. В последний раз она надела мундир славного маленького верного солдатика, сторонника «хитизма». Тяжеловесов из теневого кабинета преследовала навязчивая идея: объявить о намерении отменить местные налоги, нанеся тем самым тяжелый удар по политическим соперникам. Вместе со своими единомышленниками, в особенности с Чарлзом Беллерсом из отдела социальных исследований Консервативной партии, Маргарет сумела убедить, что делать этого не следует без всестороннего обсуждения. Но, увы, как оказалось, это ничего не значило. 16 августа, когда Маргарет находилась с семьей в отпуске в Ламберхерсте, ее вызвали на Уилтон-стрит, в резиденцию Тэда Хита. Она попала на совещание «слонов», где были Роберт Карр, Джеймс Прайор, Уилли Уайтлоу. Они настаивали на том, чтобы она объявила об отмене местных налогов в течение пяти лет в том случае, если консерваторы придут к власти. Маргарет впала в растерянность. Как это можно будет осуществить? Откуда возьмутся деньги? Должна ли она объявить о том, что затраты на функционирование различных местных служб, в том числе и муниципальных, будут оплачиваться за счет субсидий, предоставляемых государством? Надо ли предусмотреть увеличение государственных расходов на социальные нужды в форме кредитов и дотаций? Тэд Хит, с сигарой в руке, заявил: «Сначала давайте заставим избирателей отдать нам голоса, вновь придем к власти, а там посмотрим». Джеймс Прайор в конце концов сказал: «В любом случае года через два про прошедшие выборы все забудут».
Маргарет была обескуражена этим проявлением цинизма и дилетантизма. Нет, она не была наивной и знала, что в политике не всегда надо говорить правду и только правду; слишком уж большая прозрачность порой граничит с мутностью. Но она также была убеждена в том, что гражданина не следует рассматривать только как машину для голосования, поскольку это не только аморально, но и неэффективно[90]. Избиратель ведь в конце концов устает от «кандидатов-Дедов Морозов». Здесь в ней, вероятно, проявлялась дочь пастора-нонконформиста. В отличие от английских «патрициев», которые всегда как-то приходят к согласию со своей совестью и считают рядового англичанина тягловым мулом парламентария-консерватора, она стремилась к тому, чтобы политика все же основывалась на морали, насколько это возможно, естественно.
Но в тот момент прагматизм победил, и 28 августа Маргарет объявила о том, что в случае победы ее партии на выборах местные налоги в течение пяти лет будут упразднены, хотя знала, что это абсурд. Пресса, даже считавшаяся консервативной, не одобрила ее. «Таймс» высказалась о таком «типе обещаний, весьма циничных, которые тори критикуют, когда лейбористы находятся у власти». Сами лейбористы тоже не преподнесли ей приятных подарков. Тони Кросленд, ее коллега по палате общин, назвал ее «Маргарет в стране чудес». Конечно, она кое-что выиграла в публичности. В таблоидах говорили только о ее предложениях, ведь это было единственное что-то новое в программе Консервативной партии. «Эта известность, — напишет она позже, — позволила мне иметь такое влияние на депутатов-консерваторов и консерваторов по всей стране, без которого моя будущая карьера была бы совсем иной».
Но в душе Маргарет уже отдалилась от Тэда Хита и его пустой болтовни. Она не верила в возможность победы, основанной на лжи, чувствовала себя «глубоко задетой» и «была в ярости», вынужденная осуществлять «непродуманную политику». Но она чувствовала свою силу, тем паче что в задних рядах Консервативной партии уже вызревала революция, более того, она уже началась.
Консервативная революция на марше. Завоевание умов
Там, в тени, правое крыло уже давно выковалось. Возбуждение царило и вне партии, в таких мозговых центрах, как Институт экономических проблем, возглавляемый Ральфом Харрисом и Артуром Селдоном. В самой партии такие «звезды тэтчеризма», как Ник Ридли, Джон Биффен и Джон Брюс-Гардинер, объединили вокруг себя группу заднескамеечников, получившую название «группа Селдона». Они требовали, чтобы программа, принятая Селдоном, выполнялась точно, а также соблюдались правила «финансовой ортодоксии», предусматривающей контроль над денежной массой. Даже часть Уайтхолла присоединилась к фронде. Считавшиеся раньше незыблемыми догмы кейнсианства, такие как идея поддержки спроса и политики доходов и заработной платы, начали трещать по всем швам. Все стали читать Хайека, вновь открывать для себя Адама Смита; Милтон Фридман, теоретик монетаризма из Чикагской школы, получил Нобелевскую премию по экономике. Началось и бегство с тонущего корабля: высокопоставленные чиновники уходили в отставку; самым известным из них был Алан Уолтерс, член так называемого «частного кабинета», он покинул Тэда Хита в знак протеста против отсутствия внятной политики в сфере денежного обращения. Но пока это было лишь легкое подрагивание поверхности, предшествовавшее рождению ударной волны.
90
Весьма показателен тот факт, что мало кто из политиков столь же часто, как она, употребляет в мемуарах слова «морально» и «аморально». Понятие морали было одной из основ ее политической позиции.