– Готье, – проговорил Филипп ужасно спокойным голосом, – если мы выйдем отсюда живыми, ты ответишь мне за все те оскорбления, что были тобой высказаны в адрес Ее Величества королевы Франции!
– Вот оно – то, чего я опасался! – пробормотал Буридан. – О, Маргарита, среди твоих бесчисленных злодеяний это, возможно, самое жестокое твое преступление!
– Они уже здесь, клянусь святым Баболеном! – прорычал Бигорн.
– Откройте! – прокричали на лестнице голоса людей, вооруженных, судя по характерному бряцанию, копьями и алебардами.
– Именем короля! – пророкотал, перекрывая весь этот шум, другой голос.
Гийом Бурраск и Рике Одрио расхохотались.
– Это он! – сказал Гийом.
Неистовые удары сотрясли дверь, которая почти сразу слетела с петель.
И в ту же секунду в комнату ворвались несколько лучников.
– Вперед! Взять их! Взять! – завопил командовавший отрядом Жан де Преси.
– Смерть им! Смерть! – вскричали лучники.
– Боже правый, нет! – проревел чей-то мощный голос. – Они нужны мне живыми!
И высокий, с нахмуренными бровями и суровой физиономией, человек возник на пороге, держа руку на гарде шпаги.
– Ангерран де Мариньи! – прохрипел Готье. – Убийца наших родителей, Филипп!
– Отец Миртиль! – прошептал Буридан, смертельно побледнев.
По жесту Мариньи лучники и даже прево остановились. Закрывая дверной проем, их отряд занимал половину комнаты.
На другом конце этого зала, сбившись в кучку, держались, со шпагами в руках, братья д’Онэ, вооруженные не раз проверенными в деле кинжалами Бурраск с Одрио и неподвижный Буридан.
Что до Ланселота Бигорна, то он испарился.
Мариньи махнул рукой, и Жан де Преси, прево Парижа, произнес:
– Жан Буридан, сеньоры Филипп и Готье д’Онэ, Гийом Бурраск, Рике Одрио, признанные нашим государем: один – императором Галилеи, другой – королем Базоши; я, Жан де Преси, прево Парижа, именем короля, объявляю вас изменниками и мятежниками, в удостоверение чего, без какого-либо суда или следствия, вы будете схвачены и препровождены к виселице Монфокон, где и принесете повинную. Милостью нашего сира короля, каждый из вас получит десять минут, чтобы покаяться в совершенных вами преступлениях и получить отпущение грехов, если на то будет воля ваших исповедников. Затем вас казнят через повешение, причем от веревки ваши шеи освободят только по наступлении смерти. А теперь скажите, готовы ли вы сдаться, или нам придется применить против вас силу.
– Смотри, как бы раньше я не облегчил твое брюшко, приспешник дьявола! – усмехнулся Рике, и помахал кинжалом.
– Тебя-то самого подвесят не за шею, как честного человека, – добавил Гийом, – а за ноги, как самого низкопробного воришку!
– Иа! – подтвердил звонкий и насмешливый голос, донесшийся из глубин соседних комнат.
Буридан не сводил горящих глаз с Мариньи.
Первый министр поднял руку, дабы призвать к тишине лучников, у которых этот ослиный рев вызвал жуткое неприятие, и, в свою очередь, произнес:
– Вам, мессиры д’Онэ, как и вам, Гийом Бурраск, как и вам, Рике Одрио, приговоренным судом короля, великодушием Его Величества даруется помилование. – Мариньи вытащил из-под плаща свиток пергамента и передал прево, который поклонился. – Благодарите за это нашу королеву, которая просила перед королем и добилась того, чтобы вам сохранили жизнь.
– Иа! Ио! – прыснув со смеху, воскликнул все тот же издевательский голос.
Яростное ворчание раздалось среди лучников, и Жан де Преси явил лицо более взволнованное, чем полагалось прево.
– Это еще не все, – продолжал Мариньи, чье спокойствие оставалось внушительным и ужасным.
– Мессиры д’Онэ, вы получаете полную свободу. Вам будет возвращено ваше родовое имение, после чего каждому из вас пожалуют по двадцать тысяч экю – все это при том лишь условии, что вы тотчас же покинете Париж под надежным эскортом, который сопроводит вас на три лье от этого города.
– Иа! Ио!
– Вы, Гийом Бурраск, и вы, Рике Одрио, тоже свободны. Ваши титулы, привилегии и прерогативы императора Галилеи и короля Базоши остаются за вами – без каких-либо условий… Мессир прево и вы, стражники, позвольте же осуществиться великодушию королевы!..
– Готье и Филипп д’Онэ, Гийом Бурраск и Рике Одрио, вы свободны, – провозгласил прево.