Очередная, уже третья, неудача выдать замуж Маргариту де Валуа вызвала нескрываемое раздражение дома Валуа. Однако анализ корреспонденции Екатерины Медичи показывает, что она воздерживалась открыто обвинять испанского короля в срыве столь важных для Франции соглашений: в условиях растущей внутренней нестабильности она не могла рисковать, бросая вызов Филиппу II, с которым все-таки предполагала найти общий язык.
Между тем, неожиданно начался второй этап франко-португальских переговоров, спровоцированный захватом французами под командованием Фабиена де Монлюка португальского острова Мадейры в Атлантике в 1566 году. Моряки, зная, что Франция не признавала договор о разделе Нового Света между Испанией и Португалией, грабили остров в течение нескольких месяцев [50]. [194] В Париж в связи с этим срочно был отправлен многоопытный дипломат Жуан Перейра Дантас, уже бывший послом во Франции в 1559-1560 годах, которому Екатерина Медичи цинично заявила, что Франция готова рассмотреть вопрос о некотором возмещении ущерба, если Маргарита де Валуа станет португальской королевой. 16 и 17 февраля 1567 года датированы ответы на это условие короля Себастьяна, Екатерины Австрийской и кардинала Энрике, адресованные Екатерине Медичи и Карлу IX [51]. В этих письмах сообщается о том, что португальский посол получил все полномочия для ведения переговоров о браке Себастьяна и Маргариты, который «будет служить укреплению дружбы между двумя странами». Французский двор попытался, правда, не очень благовидным способом, заставить португальскую королевскую семью действительно приступить к переговорам о женитьбе. Несмотря на заверения португальцев в симпатиях к Франции, навязывание брака их королю в очередной раз и уже едва ли не силой вызвало негативную реакцию в Лиссабоне. Воспользовавшись началом Второй гугенотской войны во Франции (1567-1568), португальский двор спешно отозвал своего посла, что завершило очередную фазу брачных переговоров.
Четырнадцатилетняя Маргарита не могла не помнить события этой войны, поскольку королевская семья в это время подверглась смертельной опасности, оказавшись в унизительном положении беглецов в собственной стране. Пребывая в бургундском замке Монсо в сентябре 1567 года, двор во главе с юным Карлом IX и Екатериной Медичи чудом не попал в плен к гугенотам. Последние во главе с принцем де Конде, родным дядей Генриха Наваррского, попытались в очередной раз захватить короля. Екатерина Медичи в последний момент успела вырваться из окружения и укрыться за крепкими стенами замка Mo, куда в спешном порядке были вызваны швейцарцы. Нужно было любой ценой прорваться в Париж и начать собирать силы. Вокруг всего королевского поезда – нескольких десятков карет, носилок и повозок – швейцарцы образовали каре по типу македонской фаланги. Под защитой их оружия в два часа ночи двор покинул Mo и, исполненный страха и паники, спешно двинулся в столицу, по пути несколько раз подвергаясь атакам гугенотских отрядов. К утру, «в полнейшем беспорядке», он добрался до спасительного Парижа. Весь миротворческий итог [195] «большого путешествия», организованного королевой-матерью, оказался сведенным к нулю. Вера в политику веротерпимости рухнула. Семнадцатилетний Карл IX, который и прежде не славился хорошим здоровьем, после этих событий стал постепенно превращаться в угрюмого неврастеника [52].
51
46. Эти письма также хранятся в Санкт-Петербурге в составе коллекции П. П. Дубровского, Авт. 69. См. прим. к разделу III «Неизданные документы» настоящей книги.