Граф де Лален беспрестанно выражал свое удовольствие от того, что может видеть меня, и если бы его естественный государь был на моем мecтe [439], то он не смог бы получить больше почестей и выражения благожелательности и любви. По прибытию в Монс я разместилась в доме графа, при дворе которого меня встретила графиня де Лален, его супруга, и около восьмидесяти или ста дам этого города. Мне был устроен такой прием, как будто я была для них не иностранной принцессой, а их собственной госпожой. В природе фламандцев заложены непринужденность, жизнелюбие и дружественность, и, являясь типичной фламандкой, графиня де Лален вместе с тем обладала глубоким и развитым умом. [104] привлекательной внешностью и манерами, чем напомнила мне Вашу кузину. Все это сразу же дало мне уверенность, что вскоре мы сумеем легко подружиться, из чего можно будет извлечь пользу, чтобы воплотить замыслы моего брата во Фландрии, поскольку эта достойная дама имела большое влияние на своего мужа. Проведя этот день в беседах с дамами, я особенно старалась сблизиться с графиней; тогда же мы стали настоящими подругами.
Когда настало время обеда, мы отправились на пир и на бал, которые граф де Лален продолжал устраивать все время, пока я жила в Монсе. Я рассчитывала отправиться в путь уже на следующий день, но никак не думала, что графиня, эта благородная дама, убедит меня провести в их обществе целую неделю, чего я не собиралась делать, в опасении причинить им неудобство, но уговорить ни ее саму, ни ее мужа было невозможно. Только через восемь дней с большой неохотой они отпустили меня [440].
Я проводила время в домашней обстановке вместе с графиней, которая часто допоздна засиживалась с разговорами у моего ложа, и делала бы это еще охотнее, если бы не одно занятие, столь несвойственное даме ее положения и свидетельствующее скорее о ее большой природной доброте: она кормила своего маленького сына своим молоком.
Как-то утром в праздничный день мы собрались за столом – месте, где все фламандцы обычно непринужденно общаются. Я же была занята раздумьями о цели своей поездки, направленной на осуществление планов моего брата. Графиня де Лален, вся в драгоценностях и украшениях, была одета в платье по испанской моде, из черного с золотом материала, с лентами, украшенными золотыми и серебряными нитями, и пурпуэн [441] из серебряной ткани с золотым узором и большими пуговицами с бриллиантами, чтобы их было удобно расстегивать при кормлении. Когда ей принесли ее крошку-сына в роскошных пеленках, подобно одежде матери, она положила его на стол между мной и собой, спокойно расстегнула [105] пуговицы и дала ему грудь. В отношении кого-либо другого мы подумали бы о его неучтивом отношении к окружающим, но графиня проделала все с такой грацией и естественностью (с какой, впрочем, делала и остальные дела), что заслужила только похвалы всех собравшихся.
Когда столы были собраны, начался бал, устроенный в той же зале, где мы находились. Помещение было просторным и красивым. Мы сели с графиней рядом, и я ей сказала, что удовольствие, которое я получила от гостеприимства в их доме, – из числа тех, что уже невозможно забыть, и я, наверное, даже отказалась бы от него вообще, потому что мысль о расставании с ней доставляет мне огорчение, зная, что Фортуна уже никогда не позволит нам иметь счастье так близко видеть друг друга. Я считаю свою жизнь несчастной уже потому, что мы родились не под небом одной родины. Мне, нужно было это сказать, чтобы начать с ней разговор, который помог бы замыслам моего брата. Она ответила мне: «Эта страна раньше была частью Франции, и по этой причине судопроизводство до сих пор ведется на французском языке. Естественная привязанность к Франции у многих из нас запрятана в сердце. Что же до меня, то желаю этого всей душой, с той поры, когда имела честь познакомиться с Вами. Наша страна прежде симпатизировала Австрийскому дому [442], но эта привязанность была разрушена казнью графа Эгмонта, господина Горна [443], господина де Монтиньи [444] [106] и других сеньоров, лишившихся жизни, которые являлись нашими близкими родственниками и принадлежали по большей части к фламандскому дворянству. Нет ничего более нетерпимого для нас, чем господство испанцев, и мы желаем всеми силами освободиться от их тирании, но не знаем вместе с тем, как достичь этого, потому что области нашей страны разобщены по причине разного вероисповедания. Если бы мы были едины в вере, то вскоре смогли бы избавиться от власти испанского короля, но это разделение делает нас весьма слабыми. Да будет угодно Богу внушить королю Франции, Вашему брату, овладеть этой страной, которая уже принадлежит ему с давних пор! Мы простираем к нему руки».
440
39. Жаннин Гарриссон, современная французская исследовательница и автор одной из биографий Маргариты, специально изучала ее финансовые счета за 1577 год. Согласно этим отчетным документам, королева Наваррская пробыла в Монсе всего два дня, что расходится с ее дальнейшим рассказом и иным свидетельством ее пребывания в гостях у Лаленов (13-20 июля), см.: Garrisson Janine. Marguerite de Valois. Paris, 1994. P. 130.
441
40. Пурпуэн (pourpoint), иначе – жакет, короткая бархатная или шелковая куртка, облегающая фигуру. В XVI веке – элемент мужской и женской одежды.
442
41. Австрийский дом правил Фландрией с 1477 года, когда наследница Карла Смелого Мария Бургундская, графиня Фландрская и т. д., стала женой Максимилиана Австрийского, будущего императора, родоначальника австрийских и испанских Габсбургов.
443
42. Филипп де Монморанси-Нивель, граф де Горн (ок. 1518-1568) – сын Жозефа де Монморанси-Нивеля, представителя старшей ветви дома Монморанси, и Анны Эгмонт, адмирал Нидерландов. Лидер дворянской оппозиции, наряду с графом Эгмонтом и принцем Оранским. Казнен в Брюсселе по приказу герцога Альбы вместе с Эгмонтом, своим двоюродным братом.
444
43. Флорис де Монморанси, барон де Монтиньи (1528-1570) – брат предыдущего персонажа, великий бальи Турне. Подобно старшему брату, участвовал в освободительном движении против испанского владычества. Арестованный вместе с братом, был задушен в испанской тюрьме в Симанкасе по приказу Филиппа II.
Сестры графа де Горна и барона де Монтиньи Мария и Элеонора де Монморанси были замужем за представителями семьи Лаленов – соответственно Шарлем II, графом де Лаленом (см. выше), и Антуаном, графом Гогстратеном. Поскольку Горн и Монтиньи не оставили потомства, титул барона де Монтиньи перешел к младшему сыну Шарля II де Лалена и его второй жены Марии де Монморанси (см. выше).