(Ума не приложу, почему у нас везде "Не сори!", а у них "сори" - "извиняйте, мистер-батьку". Надо на досуге поразмыслить над этим лингвистическим феноменом).
- Что все это значит?! - негодующе вопросила девушка.
- Нет, это вы, гражданка "К", доложите мне, что это все значит. Врываетесь, понимаете, в кабинет, называетесь кличкой из одной буквы, тыкаете "лицу при исполнении"! Имя? Фамилия?
- Анна К, - сразу и почти машинально ответила девушка.
2. Федор Р.
- К, значит? - расслабил я узел на галстуке: эта дамочка стала меня утомлять. - Очень приятно, В.
- Оставьте, - слабо улыбнулась она. - Я просто не помню, как меня зовут.
- А что вы помните? - усмехнулся я. - Год рождения, например?
- Зачем вам год? - прищурилась К, испытующе меня разглядывая. - Я вам лучше про свое детство расскажу...
Я замахал руками в знак протеста, но она уже начала свой рассказ:
- Я и любила, и ненавидела своих мамочку и папочку с ранних лет. Почему они водили меня за ручку в школу аж до 4-го класса, почему ходили к родителям Сережи из 8-го Б, когда он меня намазал снегом и я слегла с гаймаритом, почему они приходили за мной, когда были вечеринки в последних классах, хотя многие мои подружки оставались и даже целовались в темных углах, а потом они выспрашивали меня, как все было, не напились ли наши мальчики, как оделись Ольга Стращенко да Тонька Клопченко, и еще сотню вопросов, цель которых была одна, да они и не гнушались спросить напрямую: "Ты в кого-то влюблена?" Причем действовали иезуитски - ничего плохого во влюбленности они не видели, даже наоборот, намекали, что пора, но ведь если сказать, что влюблена, пришлось бы рассказывать в кого, почему, с какой поры, сказала ли ему, надолго ли и тому подобное. После этого не только влюбляться, но и думать об этом становилось тошно. В общем, итогом всей их непомерной заботы стало то, что однажды со мной случилось душевное помешательство на почве сексуальной неудовлетворенности. Я стала днями мучаться вопросом: как можно зимой отличить по пару изо рта, человек курит или это у него от мороза балый дым изо рта валит. Днями думала, не поверите. Днями. Сидела на уроках и думала, засыпала и думала. Есть перестала. Родители с бабушкой всех подруг допросили, в кого это я так, те лишь плечами разводили. Я вас еще не утомила своим рассказом?
- Ой, что вы, что вы, отнюдь. А можно я вам тоже вопросик задам?
- Сделайте милость.
- Какого сучьего сука Вы мне все это рассказываете, a? Мне, конечно, безумно интересно, но все же, зачем!?
- Вы меня хотите?
- ? - я рожу скроил из серии "Семнадцать мнгновений весны", типа "мысль пронзила его разум", мол, "NatЭrlich Ich Will (канэшна хачу!)", но смешанное с тяжелой думой о возможной провокации.
- Я имею в виду, Вы хотите со мной интимной близости?
- Сейчас и здесь, в служебном кабинете? - спокойно, с металлом в голосе отскандировал я.
Информация к размышлению
Когда было живо экспериментальное кабельное
телевидение в нашем доме, светлая ему память, можно
было заказать за 15 рублей любую кинуху (что сейчас
можно за 15 рублей сделать? Эх, времена, кондер мама,
кондер папа, кондер серенькай ведмедь). Я еще
курсантом был, и мы с друганами по выходным глядели
одну и ту же немецкую порнуху. Тогда был чемпионат
мира по футболу, и мы переобозвали всех порнушников
именами футболеров - Хеслер, Клинсманн и т.д. И если
кто отлучался в сортир погадить, мы по возвращению его
спрашивали, не забыл ли спустить (воду, ха-ха!) и
пересказывали в красках пропущенную часть сюжета.
Помню, у какого-то шефа девка миньет брала прямо под
столом, а он по телефону трындел с начальством и по
клавишам клацал... О, вот там-то я и увидел этот белый
с синим экраном компьютер, говорю же, меньше порнуху
смотреть надо!
- Да, сейчас, здесь, тут, прямо тут!!! - завизжала она.
- Рот закрой, - по-доброму посоветовал я ей. - Тоже мне, сирена голосистая. У меня тут один орал, так орал... Студент, с филфака, помнится. Федор... На "Р" как-то... Михалычев!
- Почему на "Р"?! - раздраженно вскрикнула К.
- Не знаю, так чего-то на ум пришло... Ну вот, поселился он у двух старушек-сестричек. Как-то со степухи умудрялся им платить, а однажды, как бабушки на следствии показали, они ему говорят: "Давай ты нахалявку у нас поживешь, а взамен это... "того" нас, мы уже старенькие, хоть перед смертью надышаться. А студентик - кремень попался, нет и все, как отрезал. Надо же, "девочка-целочка" отыскался! Бабушки его связали, и не пытали совсем, а аккуратно так топориком четвертовали, но на степуху его ничего даже купить не успели. А орал он мне на ухо, потому что бабушки на магнитофончик его крики записали "на память". А потом как прокрутили - испугались вдруг, грех все же... И сразу к нам.
- К чему это вы? - брезгливо поморщилась К.
- Да к тому, дорогая моя, что я тебя здесь запер не для того, чтоб твою волосяницу чесать, а чтоб ты мне всю правду выложила, отчего ты вдруг социально опасным элементом заделалась. Про честь офицерского мундира слыхала когда-нибудь?
3. Головная боль
- Имя, фамилия?
- Анна К, - ответила она уже без прежней уверенности в голосе.
- Все это очень даже замечательно, - сказал я, - а вот ответьте мне на такой маленький вопрос: документы у вас имеются?
- Документы? - пренебрежительным тоном переспросила она, как будто я ее спрашивал о чем-то неприличном. Как будто я ее просил карту эрогенных зон мне засветить.
- Паспорт есть при себе? - конкретизировал я вопрос.
- Подождите, я посмотрю, - она порылась в сумочке, погромыхивая какими-то флакончиками. - Нету...
- Вот видите, - вздохнул я. - Как же я вам без документа поверить могу, гражданка К?
- Почему "гражданка"?! - возмутилась она.
- Да нет, тамбовский люпус здесь ни при чем, - заверил я ее, - просто "товарищи" из употребления вышли. Как же мне величать вас теперь? Графиней К?
- Ну что вы... - смутилась она.
- И правильно делаете, что от "Графини" отказываетесь, подбодрил ее я. - За Графиней хвост из девяти краж со взломом тянется. Впрочем, мы ее и без вас возьмем - у нас на нее... кх... Но это вас не касается. Вы мне вот что скажите: алиби у вас есть хоть плохонькое какое?
- А на какое число? - оживилась она.
- Откуда ж я знаю, на какое?! - удивился я. - Вы ж мне не говорите, что и когда вы натворили. Когда вы там разбой свой учудили?
- Кажется, сегодня ночью, - задумалась она, потирая виски, - а что именно - не помню. Начинаю вспоминать - в голове шум поднимается, перед глазами темнеет, стук громкий, потом вспышка яркая и боль в ушах. И затылок ломит - сил нет. У вас анестетика нет никакого?
- Держи, - протянул я ей сочувственно коробочку.
- Спасибо, - сказала она проглатывая таблетку, - а что это они у вас в коробочке для спичек?
- Да это я у наркоманов отобрал - здорово с похмелья помогает.
- А... - задумчиво и безучастно протянула она.
- Постарайтесь восстановить всю цепочку с конца, твердо сказал я ей. - Вот вы сидите передо мной, вот вы входите в мой кабинет, вот вы едете на метро, вот вы выходите из дома... А дальше что?
- До этого? Говорю мужу, что пойду погулять... принимаю решение идти к тебе... меня неожиданно охватывает чувство, что я совершила что-то ужасное и непоправимое... просыпаюсь около полудня в прекрасном настроении... крепко сплю... укладываюсь в постель... говорю мужу, что засиделась у подруги... муж бесится... прихожу домой среди ночи... жутко болит голова... Опять голова жутко болит! Можно еще таблеточку?
- Нельзя, - я спрятал коробок обратно в стол, - а то привычка появится. А от какой подруги вы пришли домой? Как фамилия? Адрес?
- Не помню, - неожиданно по-детски расплакалась она, беспомощно хватаясь за голову.
- Тяжелый случай, - вздохнул я сочувственно, - придется вас задержать до выяснения обстоятельств.