“Край чудесный! Край чудесный! Сердце радостно рвётся к тебе. Край чудесный! Край чудесный! Там ведь ждёт нас Спаситель к Себе:”
Когда Маргарита допела песню до конца, она что-то услышала за своей спиной и, обернувшись, увидела старшую медсестру. Она стояла, прислонившись к двери, и плакала. А когда заметила, что её обнаружили, приложила носовой платок к лицу и с рыданием произнесла:
– Ой, не могу! Я больше не могу, Рита!
И она выбежала из палаты.
Маргарита не поняла, в чём дело, она быстро встала и направилась к двери, чтобы посмотреть вслед Валентине Яковлевне и узнать причину её взволнованности.
Когда Маргарита вышла в коридор, она успела увидеть, как старшая медсестра прошла в “ сестринскую &.
“Что же случилось? – подумала Маргарита с неприятным чувством в душе. – Ведь я только тихо пела и не могла кому-то помешать?”
Постояв несколько секунд в нерешительности, Маргарита направилась в сестринский кабинет. Она застала старшую медсестру в кабинете одну, сидящую за столом, подперев руками голову.
– Что с Вами, Валентина Яковлевна? – спросила испуганно Маргарита. – Почему Вы плачете?
Старшая медсестра вытерла слёзы и, стараясь успокоиться, спросила, глядя Маргарите в глаза:
– Милая ты моя девочка, знаешь ли ты, кто такой этот больной Чернов? Ах, я спрашиваю глупость, конечно, ты не можешь его знать.
– Ошибаетесь, Валентина Яковлевна, я даже очень хорошо знаю этого человека, лучше, чем вы думаете, но ведь это не значит, что я не должна его простить.
– О чём ты говоришь, Рита?! Поверь мне, ты ничего не знаешь, и только я, я одна мучаюсь этой тайной! Прости, Рита, но я хочу побыть одна, мне надо многое обдумать.
Сказав это, Валентина Яковлевна подошла к окну и смотрела на больничный парк, не обращая больше внимания на Маргариту.
На следующий день, после бессонной ночи, больной Чернов вызвал к себе врача и спросил:
– Иван Иванович, Вы веруете в Бога?
– Странный вопрос, Павел Семёнович, ведь Вы лучше меня знаете, что советский врач не должен веровать.
– Во что не должен веровать? – продолжал допытываться Чернов, желающий услышать более конкретный ответ.
– В Бога, конечно, Павел Семёнович, а если ещё точнее, то в сверхъестественную силу.
– А в человеческую совесть вы верите, Иван Иванович?
– Да, конечно, в совесть я верю, – ответил, улыбаясь, врач и сразу поинтересовался: – Только я не понимаю, почему Вы вдруг об этом спрашиваете?
– Потому, товарищ доктор, что моя жизнь, как Вы ”. сами хорошо знаете, прожита, а я не знаю, что там впе – i реди, и в связи с этим к Вам ещё один важный для меня вопрос: ответьте честно, как Вы считаете, душа у человека есть? Я имею в виду ту, о которой говорят люди, верующие в Бога?
– Вы меня извините, Павел Семёнович, но я не священнослужитель, а врач, так что на Ваш вопрос затрудняюсь ответить. Только души я ещё никогда не видел в человеческом организме.
– А совесть видели?
– Представьте себе, и совести не видел, но она у нас с Вами, наверняка, есть и должна быть.
– Странно.
– Что странного, товарищ Чернов?
– А то, Иван Иванович, что душа у меня болит, а её оказывается нет, так почему она у меня болит? Если меня тревожит не душа, а совесть, которую мы с вами признаём, то, где она находится в нашем организме? Вы, как врач, должны это знать.
– И этого я не знаю, товарищ Чернов.
– А почему Вы утверждаете, что она есть?
– Вероятно, потому, что мы её чувствуем и видим её у других.
– Видим, говорите, очень странно. Я с Вами согласен, Иван Иванович. Но поверьте мне, что у меня большие проблемы с совестью. У меня болит не только желудок, но и тот загадочный незримый орган, которым, вероятно, и есть душа, и я догадываюсь почему. К сожалению, Вы не можете её лечить, а она всё-таки есть.
Наступило молчание. Больной закрыл глаза и умолк, устав от нелёгкого разговора. Врач подошёл ближе и кончиками пальцев правой руки нащупал у больного пульс, после чего молча покинул палату.
Мария Кран, мать Маргариты, по-прежнему жила, как сама считала, нормальной жизнью. Она усердно трудилась, ходила на молитвенные собрания и была рада, что её перестали преследовать. Примерно два или три раза в месяц домой приезжала Маргарита, и мать её всегда ждала. Младшая дочка ещё училась в школе, имела своих подружек, ходила к ним в гости, поэтому Мария часто сидела дома одна, обычно за швейной машинкой.
Письма Мария получала редко, но однажды, кажется, в понедельник, к ней постучался почтальон и вручил телеграмму следующего содержания:
“Гражданка Мария Кран, приезжайте в больницу, где работает Ваша дочь. Ждём Вас во вторник, 24 августа к 19 часам. Старшая медсестра”.