Опять какие-то секунды в палате царила полная тишина.
На тумбочке, мигая огоньком, горела свечка, на кровати лежал тяжелобольной, недалеко от него сидело три человека. Все они были заняты одной проблемой. Никто из них не знал, как выбраться из очень трудного положения. Если бы в этот момент кто-либо зашёл в палату и увидел сидящих на стульях женщин, то, наверное, подумал бы, что кто-то умер, потому что все плакали. И, опять заговорила Валентина Яковлевна:
– Теперь вы знаете почти всё, и ещё раз повторяю, что я готова понести наказание, но если вам интересно выслушать меня до конца, тогда я продолжу этот грустный рассказ.
– Да, да, конечно, – промолвил Чернов. – Будет лучше, если мы узнаем эту историю до конца.
– :Тогда, видя ваши сияющие глаза, вашу радость и заботу о младенцах, я тоже чувствовала себя счастливой. Прошло время, и я постепенно стала забывать свой самовольный поступок, только изредка ещё возвращались мысли к этой истории. Но однажды, совсем недавно, я увидела у Маргариты Кран, моей доброй подруги, фотографию, заснятую тогда в роддоме. И я узнала, что Маргарита – та самая девочка, которую я тайно обменяла. Для меня это был страшный удар. Казалось, что всё произошло только вчера, и я почувствовала острую душевную боль. Я не знала, куда себя деть, как и где найти облегчение и избавление от невыносимой тяжести совершённого мной преступления. Я поехала к себе домой, закрылась на ключ и впервые в жизни стала на колени для молитвы.
Только один Бог знает, сколько слёз я пролила в тот вечер, и только Он был способен облегчить мою душу. Тогда же я приняла решение всё рассказать вам, родителям этих двоих детей, которые сегодня уже взрослые люди. Я понимаю, что причинила вам огромное горе, но поверьте, что и мне очень и очень нелегко всё это рассказывать.
Я прошу прощения и в то же время понимаю, как трудно вам простить меня.
Пусть Всевышний Бог меня накажет. Мне трудно и больно, но я рада, что обрела веру в Иисуса Христа. Он
– наш общий Спаситель, Он пролил свою кровь за мои грехи, и я Ему очень благодарна. Я верю, что Он меня простит, и готова опуститься на колени перед вами и просить, чтобы и вы, Мария Кран, Маргарита и Павел Семёнович, простили мне мой необдуманный поступок. Бог свидетель тому, что я с вами искренна!
– Маргарита, Маргарита, – тихо шептала Мария, обливая её слезами, – ведь ты моя, моя самая дорогая, ты моя радость, опора, и без тебя я не желаю дальше жить! О Боже! Дай мне силы пережить этот удар. Заступись за меня и за мою любимую Маргариту, даже если она не моя дочь!
Маргарита плакала и страдала не меньше Марии. Она больше переживала за неё, женщину, которую всегда считала своей матерью, которую любила, а теперь, увидев её страдания, полюбила ещё сильнее и ни за что не променяет на другую, самую добрую мать.
Переживал и Чернов. Его больше всего тяготил собственный грех. В его чёрствой душе происходил полный переворот. Он уже не скрывал своих слёз, не чувствовал болей разъеденного желудка, даже забыл о своей близкой смерти. Только Маргарита занимала его мысли. Он видел её маленькой девочкой, которую лично затолкал в свою автомашину, чтобы увезти в детдом. Вспомнил, как эта девочка, его собственная дочь, старалась спасти его на реке.
“Нет, это невозможно! Это сверхъестественно! Она не могла меня спасти из личного сочувствия ко мне, потому что я был её врагом, я губил её, старался уничтожить в ней самое благородное чувство. Помню, как она, жалобно рыдая, кричала: “Мамочка! Любимая!”
Да, только она, Мария Кран, могла быть её самым близким и родным человеком. А кем был я? Я – негодяй и ничтожество! Но Ты, Великий Бог, всё же существуешь! Теперь я верю в Тебя! Я полностью убеждён, что без Твоего вмешательства моя дочь не постаралась бы спасти мою грешную душу, потому что она в то время ещё не знала, что я её отец”.
Пока Маргарита сидела рядом с матерью и вытирала ей слёзы, больной Чернов, глядя на неё, дрожащим голосом произнёс:
– Риточка, моя милая, я не прошу, чтобы ты меня когда-нибудь назвала папой, я недостоин такой чести, но от всего сердца прошу тебя, прости меня как человека, как большого, очень провинившегося грешника.
Чернов так волновался, так плакал и страдал, что медсёстры, находящиеся рядом, тревожились за его здоровье. Больной старался приподняться и когда не смог этого сделать из-за своей физической слабости, хриплым голосом попросил: “Рита, помоги мне, пожалуйста, сесть, я хочу видеть вас всех и сказать вам моё последнее слово”.