Глава 6
Не вела дневник почти месяц. Последние две недели были очень напряженными. Я так уставала! Официальный визит в тюрьму нашего нового начальника, инспекция тюрьмы английским генералом Делакомом, еженедельные заседания директоров, ежемесячные — врачей, каждую субботу — цензура. Каждый день — в тюрьму! Нам с Хартманом приходится много работать. Каким-то образом на волю уходит запретная информация. В прошлый раз много вырезали из письма жены Гесса. Она сообщала о смерти некоторых нацистов, о вечеринке его бывших единомышленников, на которой они вспоминали былые дни, и о посещении ими ее библиотеки, — она собрала много теперь уже редкой фашистской литературы. Вернули письмо и самому Гессу с требованием переписать вторую страницу. Гесс разозлился, отдал нам чистый лист, на котором внизу стояла только одна подпись, которой он обычно заканчивал письма, — “Ваш дед”.
В понедельник приехал в тюрьму наш новый начальник — политсоветник коменданта Восточного Берлина полковник Одинцов М. А. Знакомясь со Шпандау, он буквально облазил всю тюрьму, не пропуская ни одного этажа, ни одной камеры. Я его сопровождала. Таким образом я снова побывала в камерах, в которых томились неизвестный нам Кузнецов и другие русские. Затем поднялись в огромное чердачное помещение. Раньше там был тюремный костел. До сих пор все сохранилось в прежнем виде, только ужасно много пыли. Интересно, можно ли играть на стоящем там органе? За массивной дверью я увидела мертвого голубя. Наверное, он залетел в разбитое окно, а обратно не смог выбраться, так и погиб. Истопник Кадич показал нам камеру, в которой сидели его соотечественники-югославы. Это мрачная одиночка в подвальном этаже с двойными решетками. На стенах камеры сохранились надписи на сербском языке. И среди них: “Да здравствует красно войско!” На правой стене бросилась в глаза вдавленная в штукатурку надпись неровными буквами на русском языке. Были мы также в подвале, где нацисты казнили приговоренных к смерти. Их подвешивали к потолку, а затем сверху ударяли по голове. Впечатление ужасное! А ведь кто-то из палачей жив… Может быть, жив и кто-то из надзирателей. На прошлой неделе в немецких газетах писали, что общественность требует судить всех бывших начальников концлагерей. Но не только их! Вот бы начать розыск тех палачей, которые возглавляли Шпандау во время войны.
В тюрьме была одна комната, которой, как единственная женщина, постоянно пользовалась только я. Однажды, когда поблизости никого не было, я взялась за ручку двери, чтобы ее открыть. И, о ужас! Массивная железная громадина начала падать на меня и я еле успела отскочить в сторону. Кто-то снял дверь с петель… Зачем?
Хотя после войны Шпандау и была наиболее тщательно охраняемой тюрьмой в мире, оборудованной самыми современными средствами контроля, администрация догадывалась, что все равно существуют каналы нелегального обмена информацией, и перекрыть их не способна самая бдительная охрана.
Ужесточить контроль пытались еще в то время, когда отбывал наказание адмирал Дениц, приговоренный Международным Военным Трибуналом к 10 годам лишения свободы. На первый взгляд, ничего не значащее решение Дирекции об отмене такой привилегии заключенным, как получение книг из дома, оказалось очень своевременным.
Цензоры обратили внимание, что в письмах домой Дениц часто называл прочитанные книги, их авторов, издателя. И каждый раз заканчивал письмо так: “Гюнтеру будет интересно знать”. Гюнтер — зять адмирала и офицер флота, был его доверенным лицом во время войны. Перед выполнением первого оперативного задания каждый командир подводной лодки имел конфиденциальную беседу с Деницем или Эверхардом Годтом, начальником оперативного отдела штаба. Под присягой офицеру вручался шифр на базе книги “Ирландия”, чтобы в случае, если он попадет в плен, он мог бы в письмах семье сообщить о том, каким образом была потоплена его лодка. В зашифрованном письме дата отправки должна быть подчеркнута. Дальнейшая доставка этого письма в штаб флота уже входила в обязанность жены командира или членов его семьи.