Что касается нового учителя, о котором ты пишешь. Он должен знать, что незадолго до войны один из моих двоюродных братьев, Ганс Гесс, преподавал геометрию в высшей школе Нюрнберга. Одним из его хобби было изучение ледников, другим — марксизм. Вплоть до 1933 года он был советником мэрии Нюрнберга и считал себя социал-демократом. Говорят, что каждый раз при упоминании моего имени у него становились дыбом волосы. Мы считали его “белой вороной”, и это нас забавляло.
Ваш Дед”.
В письме ко дню рождения сына Гесс писал:
“Мой Филио,
Может, ты, мой единственный сын, станешь блестящим инженером. Об этом я мечтал в юности, но не смог осуществить свою мечту, так как меня ждала работа в фирме деда. Когда дела у него шли не совсем благополучно, я снова возвращался к своей старой мечте, только уже в другом масштабе. Я хотел стать инженером по переустройству мира и, конечно, кое в чем преуспел, пока Судьба не сказала “достаточно” и отправила меня в тюрьму Шпандау, где я сижу и сейчас.
Я желаю тебе в твой день рождения, мой мальчик, чтобы эта загадочная сила, которую мы называем Судьбой, немного охладела ко мне и управляла бы твоей жизнью более спокойно, тверже, строже и не бросала тебя в бушующую пучину. Жизнь можно сравнить только с лестницей, которая может тебя вознести, но причиняет тебе неудобства, когда ты идешь вниз и застреваешь в подвале.
Ваш Дед”.
Глава 9
26 октября на заседании директоров английский директор подполковник Бенфилд попросил высказать мнение относительно планов английских властей занять пустующее в данный момент здание по Вильгельмштрассе, 24, под клуб для английских солдат. Это здание принадлежало тюрьме, и до 1956 года там размещался караул. Сейчас англичане заканчивают его ремонт. Солдатский клуб предполагается создать за счет средств религиозного общества. На первом этаже будет зал для танцев, на втором — служебные помещения. Продажа алкогольных напитков будет исключена. Здание будет обнесено забором, а вход планируется со стороны улицы. Первым слово взял, согласно процедуре, наш директор. Он назвал предложение неожиданным и подчеркнул, что нужно время для его изучения. Однако в данный момент он считает, что открытие клуба в этом здании создаст угрозу безопасности тюрьмы. В конце заседания французский директор поинтересовался, будут ли солдаты приглашать в клуб гражданских лиц, и, получив утвердительный ответ, высказал беспокойство, что это даст возможность фотографировать всю внутреннюю территорию тюрьмы, а это, в свою очередь, потребует принятия дополнительных мер безопасности. По общему решению директоров дальнейшее обсуждение этого вопроса было перенесено на следующее заседание.
Очередная цензура прошла более или менее гладко. Вырезали несколько строк из письма жены Шпеера, в которых она упоминала о каком-то Лингуане, а из письма его сына Фрица — последнюю неразборчиво написанную фразу. Гессу не вручили цветную фотографию пансионата для туристов в горах, который содержит его жена. В своем письме жена Гесса опять жаловалась, что очень устает, — ей приходится все делать самой, так как ни одна служанка долго не задерживается. Когда Гессу вручали письмо от жены, он еле поднялся. Взяв письмо, сразу же лег. Погода стоит отвратительная: дождь, холодный ветер. Наверное, это и стало причиной его недомогания. Остальные двое заключенных, как всегда, бодры и здоровы, особенно Ширах. Он всегда улыбается. Английский надзиратель рассказывал мне, что, возвращаясь с прогулки, он, как правило, насвистывает веселые мелодии, напевает. На ночь затыкает уши, а на глаза надевает специальную темную повязку, чтобы его не беспокоил свет, который включают надзиратели при периодическом просматривании камер. Никакой бессонницы. Ширах крепко спит всю ночь. Удивительное качество у этого человека — в любых условиях оставаться оптимистом. Один только раз ему было очень плохо, когда он получил известие о предстоящем разводе с женой. Ширах хотел даже отравиться, но взял себя в руки.
Шираху было 38 лет, когда он предстал перед Международным судом как военный преступник. Ширах был не только самым молодым среди нацистских главарей, сидящих на скамье подсудимых, но и самым ревностным последователем теории “чистокровной арийской расы”. На процессе Ширах пытался приуменьшить свою вину, но суд не поддался его ухищрениям, и он был отправлен на 20 лет в тюрьму Шпандау. Оказавшись в тюрьме, Ширах все же был удивлен. Он думал, что его повесят.
В 1948 году Ширах передал небольшую записку своей жене Генриетте. В ней он сожалел о том, что они “не ценили своего счастья, которому, правда, всегда угрожала опасность. И хотя прежнее время никогда не вернется, но все равно то, что оно было, это уже счастье”. Генриетта Ширах не стала вдаваться в воспоминания: она впоследствии просто развелась со своим мужем. Генриетта жила и работала в Мюнхене. В конце недели уезжала в Урфельд на озеро Вальхензее, где у нее был большой дом. Дом был куплен на деньги, заработанные ею, когда она была ассистентом в фотолаборатории отца. Второй старинный особняк, похожий на английский замок, — свадебный подарок отца, находился вблизи Бад Кохеля в Баварии.