Прошел час с того момента, как я разменял купюру на лапшу и кипяток, но меня снова одолевает голод, точнее желание употребить, заесть внутреннюю тоску, которая по факту ничем не обоснована, это всего лишь мои тараканы. Стерпится…
Я заставил себя соскочить со второго этажа и вновь запарил лапшу, чтоб на какое-то время, пока ем, заполнить ту пустоту внутри. Охотно вклиниваясь в разговор о боевых искусствах, я начал перетягивать одеяло на свою сторону и говорить о чем-то, близком мне. Бодибилдинг и борьба, что не оставило без интереса близнецов, они с искрой в глазах задавали вопросы и слушали меня, пока я перемалывал уже остывшую «пищу». Женек (никак не Евгений) заглох и стал немым слушателем, как только я открыл рот. Это напомнило мне животный мир, когда в львиный прайд приходит истинный лев. По крайней мере, мне так кажется, что я единственный нормальный парень среди них, и более чем уверен, что не я один так думаю про себя. Но во всяком случае я не навязываю свою философию, как он.
Еще темно, под покровом кромешной темноты мы вываливаемся из вагонов, быстро закуриваем, пока начальник о чем-то говорит по телефону неподалеку от нас, но его почти не слышно, его голос тухнет из-за гоготания ребят. Бдительные ребята, такие же, как я, приготовились слушать, как только заметили взгляд на себе. Близнецы стояли рядом, точнее мы были в одной отдельной куче.
– Идет, – сказал я, бросив бычок на землю.
– Внимание! Товарищи будущие солдаты, построились!
Мы долго вошкались и совсем не заметили, как подошел еще один офицер.
– Здравия желаю, товарищи солдаты! – он сказал так громко, что клубы пара изо рта на мгновение закрыли ему лицо.
– Здравие желаю!
– Здравствуйте!
– Здорова!
Он тихо сказал, наклонившись к нашему конвоиру:
– Клоуны.
– Мы не клоуны! – из заднего ряда возмущенно ответил Женек, внешность которого была довольно необычной, узкие глаза и красные пухлые щеки от мороза.
– Вот-вот, этого я заберу к себе, – тыкнул конвоир своего товарища.
– Налево, шагом марш!
Кто-то попытался сымитировать правильное выполнение, а кто-то просто повернулся, что вызвало у офицеров непристойный смех.
***
И кто сказал, что время в учебке совсем не идет? Уже прошел месяц, и я совсем не заметил, как дни сменяли друг за друга. Сегодня наступит тот день, о котором нас предупреждали весь этот месяц. Случится присяга и мы, наконец, станем солдатами. А весь этот месяц мы были никем – ни солдатами, ни гражданскими, мы дрейфовали в этом океане месяц и, наконец, доплыли до так называемой суши.
Утро сегодня задалось втройне динамичное. Уже с 4 утра на плацу сгребали мокрый снег в большие кучи, необычайные для зимы -3 градуса по Цельсию были обманчивы. Я никак не могу согреться с того момента, как приехал в полевую учебку, эти две недели показали, как бывает по-настоящему холодно, невзирая на два одеяла и полный комплект зимних вещей. Многие просыпались без горла, да и я, не скрою, уже перенес одно ОРВИ, которое тщательно скрывал. По причине того, что присяга может сорваться. А зачитывать присягу в лазарете – в этом чести нет и это, как минимум, будет мучить меня всю жизнь. Да и к тому же приедет мама и родной брат…
Эти мысли согревают меня, я уже вижу, как стою перед офицером, зачитываю присягу, куча народу посреди этих бараков, и мои родные смотрят с восторгом и чуть не лопаются от гордости. Мой брат не был в армии, он не знает, как это, но невзирая на это, я бесконечно горжусь им и уважаю его, он настоящий мужчина, он мужчина еще больше, чем все те, кто отслужил, понимает это он, я, моя семья и все, кто имел честь быть знакомым с ним.
Каждые полчаса одна группа сменяла другую, чтоб не отморозиться и не свести иммунитет к нулю. Жрать хочется постоянно и с нетерпением ждешь, когда наше стадо поведут на прием пиши. Ждешь уже с того момента, когда тарелка с объедками скользнула по железному, до блеска натертому подоконнику.
Генеральная репетиция, но без присяги, так мы повторили дважды, после чего нас повели на завтрак. После завтрака, с плотно набитым пузом, мы вновь построились у столовой. Вдали, у КПП, виднелись машины, много машин. А еще виднеются тела, которые пробираются через этот необъятный туман. Майор, который был главным по проведению этого мероприятию, замешкался и занервничал, как многие из нас. Он вглядывался в наши лица глазами, в которых отчетливо читалось смятение. А потом громко воскликнул: «Сержант!» Он снова высматривал среди нас контрактника, но явно не увидел его.