До поезда считанные минуты, мы поднимаемся по лестнице к нему, офигенное чувство, этот запах, отвратительный запах, так приятен мне, он сулит мне что-то хорошее.
– Ну все, Серег! И твой черед пришел, ты третий, кого я провожаю.
Глаза моего начкара горят, он так же рад, как и я, мы стоим лицом к лицу у поезда, пока проводница проверяет документы. Я слушаю его приятные слова, они отдают таким теплом, что я готов записать его в близкие для меня люди. Вот сейчас он мне как брат.
– Молодые люди, поезд отправляется!
И в самом деле, на улице, за спиной Кости никого не было, кроме провожавших, думаю, за моей спиной такая же картина.
– Ладно, Серег, счастливо тебе, пиши!
Я закинул сумки в вагон и крепко обнял его, настолько крепко, что все косточки затрещали. Тяжело прощаться с ним, с городом, с армией. Вот что значит сила привычки, сейчас кажется, что без этого я больше не смогу. Частичка моей души, этот год останется здесь, я никогда не забуду тех дней. Наконец, запрыгнув в вагон, я тут же обернулся, чтоб видеть его. Дверь закрылась и поезд тронулся. Как только он пропал из вида, мне тут же захотелось позвонить, чтоб слышать его голос.
– Товарищ младший сержант! – проводница сумела отвлечь меня и оторвать мой прикованный взгляд от окошка двери. – Я вас провожу до вашего места.
Я потопал за ней. Дойдя до своего места, я поблагодарил ее и тут же принялся переодеваться, чтоб наконец прилечь и обзвонить своих. Я еду! Ждите!
***
Моему взору вновь открылась эта картина. Те же машины во дворе, те же коты и бабки. Я вновь стою у своего подъезда, как и год назад, как будто это был вовсе сон, очень подробный и правдоподобный настолько, что остался шрам на ухе. Я набрал домофон, 11 квартира, он звонит неприлично долго и в итоге произошел сброс, проделав так еще пару раз, я угомонился и стал опять все рассматривать, хотя рассматривать-то нечего, и все же приятно смотреть на эти кирпичные коробки, торопливых людей, появлявшихся и пропадающих из виду.
– Алло, да, к пяти приезжайте, – слышится знакомый голос, его я не спутаю ни с чьим другим. Мама… Идет такая важная, в той же шубе, да еще и с битком набитым пакетом, держа в другой руке мобильный, приложенный к уху. Забавно, она дошла до подъезда и повернулась к нему спиной, продолжая говорить. Она с кем-то смеется. Боже, мамуля, я не могу сдержать улыбку. – Хорошо-хорошо, только надо достать…
Она обернулась, и я заулыбался шире.
– Привет!
Тяжелый пакет рухнул. А на лице образовалась неподдельное удивление, шок.
– Сережа… – она сказала так тихо, будто боялась меня спугнуть. Я спустился по ступенькам и, как только приблизился к заснеженной скамейке, мама сорвалась с места, рыдая навзрыд. – Сережа! Сыночка! – она врезалась меня и сразу принялась рыдать в бушлат, обессиленная. – Пришел, сынуля!
Она все плакала и обнимала меня, у меня тоже начали наворачиваться слезы счастья. Мимо проходит пожилая соседка к подъезду, посмотрела на нас и не смогла промолчать: «Счастье-то какое!»
Зайдя домой мы говорили и попутно дополняли стол всякими закусками для родственников. Так мы провозились несколько часов, а после короткой встречи с родственниками, мне удалось вырваться из их внимания, где уже встретился с Олегом, и мы начали разговаривать о ней…
Глава 8. Евгения
Каждую нашу встречу она улыбается мне, глаза её горят и мы вновь куда-то едем с ней, подальше от глаз, на окраину города, чтоб там покурить. Уже вот так чуть больше двух недель. Она заезжает за мной, и мы едем, как и сейчас. Я смею наблюдать за ней краем глаза. И только когда останавливаемся, смотрю прямо ей в глаза. Ха, она так смущается меня, это забавно. Готов поспорить, я ей нравлюсь, да и эти её звонки, смс, крайне редкий случай, когда девушка сама стремится к контакту. Она словно околдована мной с того момента, как я ей написал, будучи ещё в армии. Знакомство в интернете всегда происходит нелепо и это не стало исключением. До того как я не поделился с ней своим творчеством. Зашёл с козырей, скинул свой, думаю, лучший стих, он не произвёл на неё впечатления, а потом я ещё раз скинул его, но только уже в аудио, собственной озвучки.
Уставшая душа поэта
Кромсает перышком свой лист.
Залив всю глотку водкой,