— Но потому… что я… сама хотела бы отправиться туда…
— Вы?
— Ну да, я нашла бы приют у Коризандры…
Имя Коризандры заставило Генриха вздрогнуть.
«Черт возьми! — подумал он. — Я все забываю, что Коризандра и Сарра — все равно что два пальца одной руки!»
— Если вы хотите отправиться в Наварру, то это очень просто… — сказал он еврейке.
— Вы поедете со мной? — быстро спросила она.
— Нет, но…
Сарра сильно побледнела и промолвила:
— В таком случае я тоже не поеду. Вы спасли мне жизнь, и какой-то внутренний голос говорит мне, что мне тоже придется вырвать вас из страшной опасности.
«Однако! — подумал принц. — Решительно весь мир превратился в кабинет чародея. Все наперебой рвутся предсказывать будущее, начиная от принца Наваррского и кончая госпожой Лорьо».
Во время этих размышлений принц не переставал смотреть на красотку-еврейку. Сарра была печальна, и меланхолия, чувствовавшаяся во взгляде ее влажных глаз, заставляла предполагать, что что-то терзает ее.
«Она любит меня!» — подумал принц и, опять забыв Маргариту, взял в свои руки руку Сарры.
Тем временем Ноэ болтал с хорошенькой Миеттой на другом конце стола. И как, глядя на Сарру, Генрих забывал Маргариту, так, глядя на Миетту, Ноэ переставал думать о Паоле. А Миетта совершенно так же смотрела на Ноэ, как Сарра — на принца.
В этот момент на колокольне пробило двенадцать часов.
— Однако, — сказал принц, — не думаешь ли ты, милый Ноэ, что нам пора подумать о Годольфине?
— Это правда, — согласился Ноэ.
— Что вы хотите делать с этим несчастным? — спросила Миетта. — Он плачет все ночи и дни напролет. Каждый раз, когда я спускаюсь к нему в погреб, у меня сердце разрывается. Что вы хотите от него?
— Мы хотим утешить его, крошка, — ответил принц. — А теперь, красавицы, вы хорошо сделали бы, если бы отправились спать. Будьте покойны, мы ничего не утащим!
— Ну, раз вы хотите остаться одни, так оставайтесь, — ответила Миетта. — Покойной ночи!
— Покойной ночи, крошка, — сказал Ноэ и поцеловал девушку.
— Покойной ночи, сударыня, — сказал принц, прижимаясь губами к руке Сарры.
Обе женщины поднялись по лестнице в свою комнату и оставили молодых людей одних в нижнем этаже. Когда они скрылись, Генрих и Ноэ переглянулись.
— Честное слово! — сказал последний, — мне кажется, Анри, что вы более, чем когда-либо, увлечены Саррой!
— Мне это тоже кажется!
— Значит, вы уже разлюбили принцессу?
— Отнюдь нет. Я люблю ее больше прежнего.
— Ну уж это…
— Постой, — перебил принц. — Ты-то сам любишь Паолу?
— Конечно да!
— Так к чему же эти нежные взгляды на Миетту?
— Гм… В сущности говоря, это правда…
— Значит, ты любишь их обеих?
— Весьма возможно!
— Берегись! Миетта находится под моим покровительством, и я не допущу…
— Берегитесь, ваше высочество, — в свою очередь сказал Ноэ, — Сарра по-прежнему остается другом Коризандры, и вы можете стать жертвой веселенькой шутки!
Генрих прикусил язык и через несколько секунд молчания сказал:
— Быть может, ты и прав! Оставим в покое обеих очаровательниц и займемся Годольфином. Твоя лошадь в конюшне?
— Да. Я возьму Годольфина к себе на седло, как только что вез Паолу!
Генрих взял свечу и спустился с Ноэ в погреб. Годольфин, по-прежнему связанный по рукам и ногам, лежал на соломе. При виде Ноэ он вскрикнул от радости и спросил:
— Вы пришли освободить меня, как обещали, не правда ли?
— Это зависит от того, можно ли положиться на тебя, — ответил Ноэ.
— Я еще никогда не нарушал данного слова.
— И если я отвезу тебя к Паоле, ты не будешь пытаться бежать?
— От Паолы? Я буду пытаться бежать от Паолы? Ведь быть возле нее… это рай!
— Но быть может, тебе захочется повидать Рене? — спросил Генрих.
— Рене! — крикнул Годольфин. — Я ненавижу его!
— В таком случае пойдем!
Ноэ освободил Годольфина от его пут, с помощью принца вынес его из погреба и усадил на лошадь. Через несколько минут они уже выезжали из ворот кабачка. У Годольфина была повязка на глазах, но он успел в момент отъезда сдвинуть ее на минутку с глаз и заметил, что перед ним виднелся фасад Лувра.
XIV
На следующий день королева Екатерина поджидала сира де Коарасса, которому назначила прийти в пять часов для нового сеанса. Генрих явился в Лувр за несколько минут до назначенного срока и прошел прямо в комнату Нанси.
— А знаете ли, — сказала принцу хорошенькая камеристка, — ваша идея стать колдуном отвратительна.