Мне нравится, что вы больны не мной…
Черная оспа
Очень удачное все-таки здесь место. И рядом с домом, и на отшибе, ниоткуда не видно. Вот было бы забавно, если бы поблизости настоящий маньяк объявился... Только вряд ли они вообще существуют... Зато все верят, и, главное, милиция верит, ищет бедного маньяка вовсю. Придется для убедительности еще одну жертву добавить. Чтобы уж совсем непонятно было — кто на самом деле... Абсолютную достоверность спектакля гарантирует не только актерская игра, но и тщательно выстроенные декорации. Но как не хочется, бог ты мой! Опять выслеживать, прятаться, притворяться, опять этот хрип, вонь, глаза выпученные — гадость. Все эти спецы, которые утверждают, что убийца входит во вкус и продолжает убивать просто по инерции, даже получает от этого удовольствие, — что бы они понимали! Грязная, отвратительная работа, какое там удовольствие. Только и думаешь, чтобы не стошнило. Если бы можно было обойтись без этого... Но нельзя приготовить омлет, не разбив яиц. Ну, ничего... Последнее усилие... Потом останется только ждать. Месяц-два, максимум полгода. А потом... Потом можно будет, наконец, все забыть... Может, прямо сейчас и попадется какая-нибудь подходящая... Последняя...
19.
Только пьющие знают, что такое — быть трезвым…
Омар Хайям
Тело Альбины Вадимовны обнаружил ее новоиспеченный супруг. Вернувшись заполночь с делового фуршета и не обнаружив дома новобрачной, Валерий Михайлович забеспокоился, решил, что она засиделась у какой-нибудь подруги, и пошел встречать. Минут через двадцать Герда привела его к еще теплому телу. «Декорация» ничем не отличалась от предыдущих: чулки «Маргарита», один на шее, другой на левой ноге, рядом — то, что осталось от пучка маргариток.
Вот только жемчужины не было ни на теле, ни в теле, ни вокруг — хотя осматривали только что не с микроскопами. Но жемчужина могла запросто выкатиться и провалиться, например, в дырку от дождевого червя...
Валерий Михайлович, кажется, даже стал меньше ростом. И — не кажется, а точно — в одночасье поседел. Вероятно, именно от этого лицо его вдруг приобрело какой-то землисто-желтый цвет. По крайней мере, раньше был вроде нормальный. Или это я не замечала? Валерия Михайловича было жаль ужасно. А вот саму Альбину Вадимовну — нет. Очень странно.
Да и в целом я чувствовала себя Алисой, которой Белая Королева советовала для тренировки «поверить в десяток невозможностей до завтрака». Смерть Альбины Вадимовны выглядела как раз такой невозможностью. Ведь я совсем уже было начала подозревать... Зато теперь можно было без лишних сомнений оставить информацию о Саше Жильцове при себе. Что бы там ни было, а в тот момент, когда убивали Альбину Вадимовну, он находился в пяти километрах от этого места. И в метре от меня.
20.
Человек может все. Пока не начинает что-то делать…
Илья Муромец
У моей двери, на лестнице, вместо Костика сидел на этот раз Никита. Когда мы зашли в квартиру, он задержался в прихожей и через минуту появился на пороге кухни с непередаваемо торжественным выражением лица:
— Мадам! Я хотел бы вручить Вам небольшой, но элегантный подарок, — Никита шутейно опустился на одно колено и вручил мне черно-серебристый полупрозрачный пакет. От неожиданности я опешила, выронила «подарочек», как будто обжегшись, сделала шаг назад, наткнулась на стол и, нащупав наконец, край дивана, опустилась на него.
— Где взял?
— А в том самом бутике, где их, вероятно, приобрел убийца. А вот где ты их видела?
— А с чего это ты взял, что я их видела?!
— Ладно, не хочешь — не говори. — Ильин был что-то необыкновенно покладист.
— А почему решил, что чулки в этом магазинчике покупал именно убийца?
— А потому, радость моя, что я с трудом представляю себе, чтобы кто-то просто так, из удовольствия, покупал полудюжинами чулки по семьдесят долларов за пару. Теоретически возможно, но сомнительно...
— Да уж… Покупателя запомнили? Мужчина или женщина?
— Ну, в общем, запомнили, хотя это громко сказано... Типично панельная девица: косметика дешевая, одета сверхвызывающе, через декольте асфальт видно, а чулки покупает в десять раз дороже, чем все, что на ней надето, вместе взятое...
Два дня назад я начала бы с пеной у рта доказывать, что загримироваться под «панель» легче легкого, потому что подозрения против Альбины к тому моменту переросли уже в полную уверенность. А теперь что делать? Кого подозревать? Вот ужас-то…
Еще минут двадцать я изображала трех японских обезьянок — не вижу, не слышу, не говорю — в надежде, что у Ильина лопнет, наконец, терпение. Вместо того, чтобы рассказать про Сашу Жильцова или хотя бы про чулки, я расписывала интеллект и обаяние «шашлычных» мальчиков, надеясь спровоцировать Никиту свет Игоревича на ревность. Но его ведь не прошибешь!