— Так нравится? А, Ханна? — Он приостановил свое волшебное воздействие, и она непроизвольно жалобно заскулила.
— Да, — выдавила она из себя. — Но только…
— Только что?
— В прошлый раз было темно.
— Но ты уже не раз видела меня в таком виде.
— Но… ты-то меня не видел.
— Я хочу тебя видеть, — сладострастно промычал он. — Я хочу видеть, как заливается краской твое тело, как затвердевают соски… как ты начинаешь трепетать, хватая ртом воздух, и смотришь на меня затуманенным от страсти взглядом. Ты доводишь меня до исступления, до сумасбродства, до полной распущенности, и я хочу видеть тебя всю.
Он уже опять прикасался к ней — легкие, воздушные прикосновения. Не в силах сдержаться, противостоять порыву, она вся скорчилась под его рукой, как от боли. Он сильнее прижался к ней, раздвигая ей ноги, которые обхватили его бедра. У Ханны закружилась голова.
— Зак…
— Я знаю. Знаю… А!
Он стал входить в нее — медленно, дюйм за дюймом, давая возможность телу Ханны приспособиться к его телу, усиливая ее лихорадочный жар, и наслаждение, и неистовую жажду. Вместе с глубоким поцелуем, он проник в нее до конца.
— О, детка! — прошептал он и вошел еще раз.
И в этом была такая мощь… такая грубая первобытность… и такое совершенство!
Ханна яростно и упоенно раскачивалась вместе с ним, вкладывая в этот необыкновенный миг все, чем давно полнилось ее существо. Она твердо знала: до этого момента она никогда по-настоящему не жила.
Вот она почувствовала его нетерпеливое содрогание, его жадный стон и одновременно внутри себя — мощную и гордую волну власти. Неужели это она смогла укротить этого сильного человека, сделать его слабым от вожделения?
— Давай же, со мной, скорее, — торопил он, сжимая ей бедра и перехватывая ее поудобнее. — Ханна… давай… сейчас… Я не могу больше сдерживаться…
Но это было уже неважно.
Ее чувства, ее разум, ее тело взорвались в сладчайшем, в самом безумном и диком наслаждении, какое только можно было измыслить, и из груди сам собой вырвался крик.
Это продолжалось еще и еще, до бесконечности, и Ханне показалось, что она сейчас не удержится и упадет, но Зак удержал ее, даже когда его собственный крик присоединился к ее крику, а тело принялось содрогаться в конвульсиях.
Глава двенадцатая
Ханна проснулась оттого, что у нее замерзли пятки. Просто заледенели. Замерзла и спина, и все обнаженное, ничем не прикрытое тело.
Еще через минуту она растерянно и смущенно обнаружила, что лежит ничком поперек кровати, без одеяла.
Она попыталась его нащупать и наткнулась на чье-то не менее ледяное тело. Тогда, разлепив глаза, Ханна увидела, что рука ее покоится на голом и замерзшем заду Зака.
Зак тоже был распростерт поперек ее кровати — именно там, где, как она теперь вспомнила, они свалились в изнеможении, выжатые как лимон после самой невообразимой ночи.
Глаза у Зака были все еще закрыты, и, к удивлению Ханны, у него на лице играла легкая улыбка.
Что-то внутри нее отозвалось, встрепенулось при одном лишь взгляде на Зака.
Вот это да!
Было совершенно ясно, что она в него влюбилась. И самым серьезным образом.
Зак открыл один глаз и, увидев Ханну, просиял улыбкой, потом потянулся к ней, обнял и привлек к себе.
— Мы окоченели, — бессмысленно брякнула она и тут же беззвучно вскрикнула от неожиданности, потому что он подкатился к ней ближе и прижал к своему горячему животу.
— Пять минут — и я это исправлю. — Большими ладонями он принялся растирать ее озябшее тело. — Помнишь, как я согрел тебя сегодня ночью?
Она отчаянно покраснела.
— Ага, вижу, что помнишь! — гнусно ухмыльнулся он.
Неожиданно улыбка его померкла, он смотрел на нее очень серьезно, даже мрачно. Потом нежно провел рукой по ее лицу.
— Там, в душе… я не воспользовался презервативом.
— О!
Вот это новость!
— Я не защитил тебя. Прежде я никогда не позволял себе такой непростительной забывчивости. Никогда. А вот теперь…
— Не кори себя, я тоже забыла.
Лицо Зака исказилось гримасой, он припал лбом к ее лбу.
— Прости. Мне бы не хотелось уезжать в сомнениях, — медленно проговорил он. — В сомнениях, не беременна ли ты.
Ханне не понравилось, как защемило у нее сердце при мысли о его отъезде.