- Что ты считал?
- Что это твоя обязанность, - выдавливаю я из себя. Меня почему-то тошнит.
- Моя обязанность, - повторяет она грустно, - А если Соня будет твоей тёлкой, это будет её обязанностью?
Вот черт. Теперь еще и башка кружится, как после бутылки водки. И в висках стучит.
- Нет, - отвечаю я.
- Почему?
- Да пошла ты! - я срываюсь с места и ухожу прочь.
- Подожди! - кричит Марка мне вслед, - Давай поговорим! Если ты всё поймешь, мы сможем…
Я не слышу, что еще она там кричит. Я уже всё понимаю. Я понимаю, что она права. Я такой же мудак, как Сиплый и прочие. По крайней мере, Соня с Поэтом решат именно так, если Марка им всё расскажет. Вообще, из-за них у моей Марки в голове все эти дурные мысли. Если б мы с ними не встретились, то жили бы спокойно, и ни о чем таком не думали.
Я почти заставляю себя думать, что лучше бы мы с Маркой никогда их не встречали, но не могу. Лучше бы Марка никогда не встречала меня — так будет правильнее сказать.
Я иду в детдом, ворую сумку с кухни, закидываю туда свои вещи и ухожу. Я раньше уже путешествовал в товарняках, только тогда это было прикольно. А сейчас я просто хочу уехать подальше. Я еду, потом иду, знакомлюсь с разными людьми, пью водку, снова еду. Я не хочу ни о чем думать, но мысли сами лезут в голову. Она кричала, чтобы я остановился, что если я всё пойму, то мы сможем… Что сможем? Начать всё сначала? Надо было дослушать. Вечно я сначала делаю, потом думаю.
Я решаю вернуться и дослушать, что она там вопила, но на каком-то вокзале ввязываюсь в драку, и меня сажают в клетку. Кто-то там попадает в больницу, и из-за этого меня отправляют на зону. Всего на год, на малолетку, потому что мне еще нет восемнадцати. Но я не хочу, чтобы Марка обо мне волновалась. А еще хочу, чтобы я она знала, что я понял. Правда, я не уверен, что именно должен был понять, поэтому пишу ей очень длинное письмо, чтобы она видела, что я хотя бы пытался. И жду ответа. Очень сильно жду. Больше здесь все равно делать нечего. Лучше, чем в психушке, но хуже, чем в детдоме.
Руслан
В последнюю субботу перед началом учёбы мы с Соней после завтрака снова завалились в постель, вставать совершенно не хотелось.
- Хочешь заняться сексом? – спросила Соня.
- Я могу, если ты хочешь, - ответил я.
- Жалко, что Казачок куда-то уехал. Он бы проявил куда больше энтузиазма, как мне кажется, - Соня со смехом перевернулась на живот, подперла подбородок руками и посмотрела прямо мне в глаза, - Скучаешь по нему?
- Конечно, - ответил я подчеркнуто безразлично.
- Мне кажется, ты ему тоже нравишься, - сказала Соня, внимательно наблюдая за моей реакцией.
- Не понимаю, о чем ты, - ответил я.
- Как скажешь.
Я закрыл глаза, чтобы она не могла прочитать в них мои мысли. Но чувствовал, что она продолжает смотреть на мое лицо.
- Ты разводишь меня на признания, которых я не могу делать, - сказал я, не открывая глаз, - Это не имеет смысла. Это табу. Я просто не могу себе позволить какие-то вещи. Не только с ним. Ни с кем.
- Другие могут, значит, и ты можешь, - возразила она, - Но либо в очень усеченном и ограниченном варианте, либо с потерей статуса в этой вашей мужской иерархии.
- Прописные истины глаголешь, моя дорогая. Свой статус в этой нашей мужской иерархии я потерять не хочу, да и права не имею, потому что это и тебе сильно осложнит жизнь. А эти очень усеченные и ограниченные варианты теоретически доступны и с девушками, так что, игра не стоит свеч.
Соня собиралась ответить что-то язвительное, но не успела, потому что в дверь громко постучали.
- Это Марина, - сказала Соня, - Что-то случилось. Открой, пожалуйста. Только штаны надень.
Я натянул спортивные брюки и пошел открывать. Марина влетела в квартиру заплаканная, с конвертом в руке, и заявила:
- Его посадили. Я знала, что так будет! Он специально это сделал, чтобы меня позлить! Он вообще все в этой жизни делает только чтобы взбесить меня! Хорошо хоть, большое письмо написал, объяснил всё.
Соня вышла в прихожую в моей рубашке и сразу крепко обняла Марину. Я взял из ее руки конверт и вытащил письмо.
«Превет Марка!
Жывой. Дали год. Я понил. Ты - чилавек. И Соня. Нелзя бить ползаватся не весч»
И все. Даже подписи нет.
- Ничего не понимаю, - сказал я, - И это – большое письмо?
- А что непонятного? – всхлипнула Марина, - Я его послала, и он пошел. Он всё понял и готов меняться. Но поздно. На зоне он совсем не сможет. Он там уроет кого-нибудь, и ему вышку дадут.
Соня провела Марину в гостиную и принесла ей воды.
- Может быть, ты нам все-таки расскажешь, из-за чего он уехал? – спросила она.
- Я говорила уже – из-за меня. Я его бросила, и он психанул.
- Должно быть что-то еще, - покачала головой Соня, - Он бы не ушел, если б ты просто предложила остаться друзьями. И потом, он же пишет, что что-то понял. Но что он должен был понять? Это какой-то набор слов.
- Это сложно объяснить, - вздохнула Марка.
- А ты постарайся. Просто расскажи, что между вами произошло.
- Ну, прошлым летом он меня ударил. По роже, - неохотно сказала Марина.
- Не может этого быть! - вырвалось у меня.
- Считаешь, я вру? – спросила Марина.
- А за что? Что ты сделала? – спросил я, все еще не веря в то, что такое могло произойти. Казачок никогда, ни при каких обстоятельствах, не бил девчонок и презирал тех, кто бил.
- Какая разница, за что? – возмутилась Соня, - Уж точно не в качестве самозащиты! Почему ты еще тогда его не бросила?
- Потому что не могла. И не хотела. А сейчас смогла и захотела. А он удивился, что я его из-за этого бросаю. Он думал, что я давно забыла и простила. Вот и психанул.
- Ты все-таки чего-то не договариваешь, - не унимался я, - Как так? Все было хорошо, он подошел к тебе и ударил? Просто так?
- Слушай, заткнись, а! – прикрикнула на меня Соня, - Или объясни, что бы ты счел достаточным основанием для того, чтобы ударить человека заведомо слабее тебя, который на тебя не нападает!
- Я не знаю! Вот и хочу разобраться, не надо меня затыкать! – разозлился я.
- Да сама я виновата, сама! Ты это хотел услышать? – заорала Марина.
И мне стало стыдно, потому что я хотел услышать именно это. Если она сама виновата, значит, Казачок не виноват. Или не так уж виноват. Может быть, они оба виноваты.
- Конечно, ты в этом не виновата, - строго сказала Соня, - И можешь не рассказывать, если не хочешь.
- Я не хочу, но придется, иначе этот не отстанет, - Марина кивнула на меня.
Я промолчал. Потому что не отстану, верно.
- Ну, я залетела. От Казачка, - Марина говорила быстро, сцепив руки в замок и глядя в одну точку, - Рожать я не хотела, потому что боялась, что рожу урода, что не смогу вырастить ребенка, что он тоже попадет в детдом или, еще хуже, в психушку… И я не хотела быть беременной, потому что…
- Слушай, ты не обязана это объяснять, - сказал я, - Не хотела – и не хотела, твое право.
- Ну, вот. А Казачок думал по-другому. Что раз он типа отец, то тоже имеет право решать.
- Нет у него такого права, - сказала Соня, - Его права в отношении беременности закончились в момент принятия решения об использовании презерватива.
- Короче, он не стал искать денег на нормальный аборт. А я нашла только на домашний.
- Что такое – домашний? – спросил я.
- Подпольный, - коротко пояснила Соня, - На кухонном столе, в антисанитарных условиях и без анестезии.
- Ага, - кивнула Марина, - Вместо анестезии – водка. Ну, я выпила бутылку, а Казачок мне за это по роже двинул. Не кулаком, ладонью. Но я думала, что у меня башка оторвется. Он же сильный. Ударил, развернулся и ушел. А я пошла на аборт. Меня потом девки дотащили до кровати, а он только на следующий день объявился. Я не помню, а девки говорят, что был весь такой несчастный – горевал по ребеночку.
- Вот козел, - сказала Соня, - Почему ты раньше об этом не рассказывала?