- Могу предположить, что из-за парня, - горько сказала Юля, - Мне уже кажется, что они все – козлы.
- Тебе не кажется, - усмехнулась Натаха, - Полные мудаки. Меня позавчера Лысый и Мишаня затащили в туалет и заставили им отсосать. А что я сделаю? Я не хочу, чтобы мне зубы выбили.
- Какой ужас, - сказала Лена, - Ты не пошла в милицию?
- Очень смешно. Я скажу, что не хотела, а они скажут, что сама просила. Менты только поржут. Повреждений-то на мне нет. Рот не разорван, одежда целая. Как я докажу?
- А где они сейчас? – спросила я.
- Понятия не имею. Сегодня, наверное, в парке будут. Там концерт бесплатный.
Во мне закипала тихая ярость. Я точно не собиралась оставлять это просто так.
- Мы должны поставить их на место, - сказала я, - Они думают, что могут делать с любой девушкой все, что угодно.
- Не с любой, - поправила меня Натаха, - С твоими подружками такого не произойдет.
- Почему это? – возмущенно спросила Юля, как будто ей хотелось, чтобы с ней такое произошло.
- Да потому что у тебя на лбу написано «хорошая девочка». Если тебя затащат в туалет, то ты пойдешь в ментовку, поплачешь, и дело, может, и заведут.
- Это если меня в универе в туалет затащат, - мрачно сказала Юля, - И то, если во время перемены, то кто-нибудь зайдет, а если во время пары, то меня же и спросят, почему я была в коридоре, когда должна была быть на лекции. Заметьте, именно меня спросят, а не их. А если меня здесь, в этом жутком месте, куда-нибудь затащат, то точно начнут выяснять обстоятельства с вопроса, какого хрена я сюда поперлась, и чего мне, такой хорошей девочке, дома не сиделось. Сидела бы дома – и не было бы у серьезных дяденек лишней работы. Скажут, что, наверное, сама хотела, раз пришла сюда, иначе зачем же мне еще приходить? У меня же других дел быть не может. В итоге дело-то заведут, но в меня все будут пальцами тыкать, как будто это я падаль последняя, а их еще и пожалеют – скажут, из-за какой-то шлюхи у мальчиков жизнь под откос пошла.
- Угу, ограничение свободы потенциальной жертвы как профилактика преступлений, - согласилась я, - Да пошли они нахуй со своими тупыми правилами и предосторожностями якобы в наших же интересах! Пока мы не нарушаем закона, мы ни в чем не виноваты. А виновные должны отвечать за свои преступления против нас. И если нас не защищает государство и общество, значит, мы должны защищать себя сами!
- Прямо хочется встать и похлопать, как в театре, - Натаха снова затянулась, - А делать-то что?
- Мы отомстим, - сказала Марина, - Натаха, давай сделаем так, чтобы ты почувствовала себя сильной и свободной. Можем убить их.
- Не, убивать – это как-то зашкварно, - сказала Натаха, - Так, если отпиздить только. Жалко, Казачка нет, ты могла бы его попросить. А Поэт справится с двумя?
- Никакого Казачка, никакого Поэта, - сказала я, - Сделаем всё сами. Давайте подумаем, что мы можем. Говорите, они в парке? Пойдемте туда, посмотрим, что да как.
В парке к нам быстро пришел план мести. Обсудив детали и подготовившись, попутно выпив по бутылке пива, мы приступили к делу. Мне было страшно и весело.
Марина
В парке полно народу, но это больше помогает, а не мешает– легко затеряться. Мы с Соней вешаем на двери деревянных туалетов таблички «ремонт» и, надев перчатки, разбираем деревянные полы, так, чтобы получилась яма. Лена и Юля караулят Лысого и Мишаню в кустах за туалетами, куда мужики ходят ссать, Натаха стоит на стреме. Первым приходит поссать Мишаня. Он уже сильно пьян, с трудом держится на ногах. Лена идет к нему и молча берет за руку, ведет в туалет. На Лене мое старое платье под леопарда – тогда многие девки такие прикупили – и тонна косметики, за которой не видно лица. Этот дебил радуется, думает, ему сейчас обломится. А мы подкрадываемся сзади и вместе толкаем его прямо в дерьмо. Он смешно плюхается, опрокидывается, потом вскакивает и пытается выбраться. Мы убегаем, пока он нас не узнал или не запомнил. Покупаем мороженое и наблюдаем, делая вид, что просто глазеем по сторонам. Воплей Мишани никто не слышит из-за музыки, а из-за таблички «ремонт» никто не заходит в туалет.
Лысый идет искать товарища только минут через десять. Он обходит туалеты, смотрит на таблички и уже собирается пойти обратно, но Натаха, подойдя сзади, закрывает ему глаза руками. Лысый ржет и щупает руки Натахи, пытаясь угадать, кто это. Соня открывает дверь второго туалета, и мы резко впихиваем туда Лысого, сразу перекидываем в дерьмо и несколько секунд наблюдаем, как он барахтается. Здесь слышно, как за стенкой вопит о помощи Мишаня, и это доставляет нам особое удовольствие.
На улице мы встаем недалеко от сцены и делаем вид, что смотрим представление, а сами все ждем, когда эти два идиота выберутся из нашей ловушки. Я внутренне ликую, как будто мы не просто скинули в дерьмо двоих ублюдков, а отомстили в их лице всем мразям, которые встречались на моем пути. А их было слишком много за мою не очень длинную жизнь. Я улыбаюсь, думая о том, что я сделала бы с каждым мерзавцем, который меня облапал без спросу, или оскорбил, или попытался изнасиловать, или считал, что купить право трахать меня, как захочется, – нормально. Каждого своего клиента я бы с удовольствием бросила в дерьмо в компанию к этим двоим ушлепкам.
- Девчонки, только никому не говорите об этом! Не рассказывайте, что это мы! – говорит Соня, - Мы знаем, и этого достаточно.
- Да, пожалуйста, - соглашается Натаха, - А то они меня уроют. Я только Людке расскажу, она моя лучшая подруга.
- Конечно, не расскажем! – смеется Юля.
В это время из туалета появляется Лысый – он не такой пьяный, как Мишаня, и выбирается быстро. Он громко орет матом про то, что уроет суку, которая это сделала. Вокруг него начинает собираться народ, люди показывают пальцами и ржут. Когда толпа становится достаточно большой, мы тоже подходим ближе. От Лысыго несет дерьмом, он пытается вытереть руки о деревья, но получается не очень. Потом он вспоминает о Мишане, открывает второй туалет и пытается помочь ему выбраться. Мишаня цепляется за его руку и чуть не утягивает его к себе. Вокруг стоит дикий хохот. Но тут приходят менты, велят всем расходиться, и веселье заканчивается.
Вечером я с воодушевлением рассказываю Поэту про нашу маленькую победу. Я жду, что он обрадуется и посмеется, но он выглядит не слишком впечатленным.
- Ну, молодцы, - говорит он сдержанно, - Вы победили. На этом всё?
- А чего ты так реагируешь? – удивляется Соня, - Жалко их стало?
- Нет, я за вас боюсь, - вздыхает он, - Что, если они узнают, кто это сделал, и решат отомстить?
- Не надо за нас бояться, - я смотрю на Соню и говорю, - Я убила мента, который пытался меня изнасиловать.
- Когда? – спрашивает Соня.
- Весной. Поэт знает, мы с ним в тот день познакомились.
Поэт молча кивает.
- Круто, - говорит Соня, - А чем убила?
- Ножом. Я не специально, просто ударила в грудь. Если узнают, меня надолго посадят.
- Не узнают, если мы никому не скажем, - твердо говорит Соня, - Ты молодец.
Я остаюсь ночевать у них, я теперь часто так делаю. Мы втроем спим на одном диване – я у стенки, Соня посередине, а Поэт с краю. Пока Поэт в душе, Соня обнимает меня, перебирает мои волосы и долго и нежно целует. Я обожаю эти моменты, когда мы с ней только вдвоем. У нее очень нежная бархатистая кожа и большая упругая грудь с аккуратными розовыми сосками. Ее пальчики касаются меня между ног, заставляют стонать и хрипеть от удовольствия, но внутрь не лезут, - Соня знает, что мне почти никогда этого не хочется. Потом она спускается туда, вниз, губами, шепчет:
- Ты такая вкусная, - и я улетаю на небеса.
Все каникулы я провожу у Сони и Поэта, а в общаге в это время ЧП. Домашняя девчонка, которая приехала из деревни, напивается и ее пускают по кругу, потом выкидывают из комнаты в коридор совсем голую. И неделю на нее все показывают пальцами. И она пытается вскрыть себе вены, ее увозят в психушку. Натаха и Людка возмущенно рассказывают это все мне.
- Сколько их было? – спрашиваю я, и уточняю, - Пацанов?