- Четверо, - отвечает Натаха, - Все, кто в этой комнате живет.
- Подобралась же компания, - говорит Людка.
Мы собираем срочное собрание из меня, Людки, Натахи, Лены, Юли и Сони. Я привлекаю еще и Кучерявую – лесбуху из детдома. Она крутая и терпеть не может мужиков. Узнав, что мы хотим мстить насильникам, она сразу заявляет, что в деле. Соне нравится ее подход, и они тут же вдвоем приступают к разработке плана. Как будто всю жизнь дружили ближе некуда. Чуть ли не фразу друг за другом договаривают. Для их плана нужна еще одна девчонка, и Кучерявая приводит свою надежную подругу Леську. Жалко, что не Фимку или Галку, которые мне нравятся, но Кучерявой видней, конечно.
Ночью мы пробираемся в комнату насильников снаружи, через окно, чтобы все были уверены в том, что это дело рук посторонних. Нас по двое на одного, и мудаки уже спят, поэтому мы без труда привязываем их руки к спинкам кроватей и затыкаем им рты. Потом быстро снимаем с них штаны, скидываем на пол вместе с одеялами. Режем ножами вены на их руках. Мы договорились резать не глубоко, и я лишь слегка провожу лезвием, оставляя символические красные полоски. Вены не разрезаются, только кожа. Рукой я разрабатываю член своего парня, а Соня перевязывает его яйца шнурком. Он испуганно мычит. Включаем свет – все равно мы хорошо замаскированы, на нас мужская одежда и маски. Фотографируем всех четверых на полароид. Я замечаю, что у того, над кем работали Натаха и Людка, вены порезаны слишком сильно, кровь капает. А у того, с кем возились Кучерявая и Леська, из жопы бутылка торчит. И ладно, пусть подохнут, не жалко. Мы выключаем свет и смываемся через окно.
Один из них подыхает, тот, который с перерезанными венами. А история попадает в газету и в телевизор. Заодно вспоминают про Лысого с Мишаней. По телеку показывают целую передачу, и мужик-ведущий рассказывает еще про каких-то избитых пацанов, к которым мы точно не имеем отношения, потому что они даже не из нашего района. И еще про двух взрослых мужиков, которые якобы изнасиловали несколько баб, а теперь оба убиты.
- Странно, - говорит Соня, - Кто-то под нас косит. Тоже на полароид щелкают. Надо у Кучерявой спросить.
- Да какая разница, - отмахиваюсь я, - Тем лучше для нас – теперь они вообще концов не найдут.
В конце передачи ведущий гневно спрашивает: «До каких пор милиция будет бездействовать, пока на граждан, на детей! Я еще раз подчеркиваю – на детей! За недоказанные проступки! Нападают и подвергают унижениям и, не побоюсь этого слова, пыткам? Можем ли мы чувствовать себя в безопасности в обществе, где творится самый жестокий самосуд? Не пора ли нам потребовать от государства обеспечить защиту нам и нашим детям?».
- Наверняка тоже насильник, - говорит Соня, - Смотри, как заступается за бедных детишек. А других детей, которых подвергли унижениям и, не побоюсь этого слова, пыткам, словно и не было. Ах, да, это же всего лишь девочки, расходный материал, поэтому назовем все эти мерзости «недоказанными проступками», и дело с концом.
- Вам бы сейчас на дно залечь, - вздыхает Поэт.
И нам бы, конечно, залечь. Но мы с Соней знаем, что в Железнодорожном районе в притоне сутенеры насильно держат девок и пичкают наркотой. Одна сбежала и вышла на Кучерявую, а та нас подтянула.
- У них ничего на нас нет. Все свои легенды знают, у каждой есть алиби. Мы же кучу раз допросы репетировали. Главное - гнуть свою линию, а на все попытки запутать, отвечать «не помню», - говорит Соня.
Мы с ней молча переглядываемся, и я переключаю на центральный канал с сериалом. Поэт, конечно, хороший парень, и мы его очень любим, но не стоит его посвящать во все наши дела. И ему спокойнее, и нам безопаснее.
- Телевизор – это хорошо. Правильно мы его купили. Теперь надо купить кровать, и поставить во вторую комнату, - говорит Соня, переводя тему, - На диване спать втроем неудобно. А вчетвером совсем тесно будет.
- Хм, - говорит Поэт, но не возражает.
Кровать – это очень дорого. А нам с Соней нужны бабки на наши дела. Все, что мы получаем подработками, уходит на еду и какую-то одежду. Блядовать я больше не пойду точно, остается воровать.
- Воровать нехорошо и опасно, - говорит Соня, - Надо что-то еще придумать.
- Милостыню просить? – смеюсь я, и тут же меня озаряет, - Точно! Но не на себя, а типа на благие дела.
- В каком смысле? – хмурится Соня.
- Покупаем прозрачные сундучки с замочками – я видела на барахолке, - объясняю я, - Пишем красивые объявления о помощи бедным сироткам и идем по улицам. Люди кидают денежку. Профит. Только непонятно, что делать, если захотят помочь вещами. Ты не представляешь, какую только хрень в детдом не тащат. Думают, мы совсем убогие.
- Пусть тащат, - говорит Соня, - Чем больше вещей, тем лучше. Может, и нам что-то пригодится.
И мы встаем с коробочками и объявлениями. И на объявлениях пишем адрес, куда привозить вещи. У Поэта в подвале есть кладовка – туда все и пихаем. Я сначала думала, что ничего не выйдет, но люди и деньги кидают, и вещи тащат. Вещи Поэт несет в детдома. Соня придумала таскать не только в наш, а по всему городу. Так сложнее уследить, куда какая вещь попала. А некоторые вещи мы себе оставляем, особенно если видим, что есть несколько одинаковых. Соня объясняет, что если кто вещь и узнает, мы расскажем, что все по детдомам раздали, и что таких вещей несколько было – пусть себе ищут.
Для сбора средств по всему городу мы привлекаем еще девчонок и пацанов. Соня дает им по десять процентов от собранного, а остальное – типа на благое дело. К нам студенты радостно идут – и заработок, и доброта. Все довольны. Половину бабла Соня требует реально распределять по детдомам – в одном покрасили спортзал, для другого купили пособия для инвалидов. Она хотела еще больше отдавать, а считала, что и десятой части хватит. На половине и сошлись. Про нас даже написали в газете – какие мы молодцы, что в сложные для страны времена, и так далее.
И вот идем мы как-то с Соней по улице, проверяем наших коробочниц, и вдруг дорогая тачка тормозит рядом, и нас туда братва настойчиво приглашает.
- Нас родители учат не садиться в машины к незнакомцам, - говорит Соня, и мы ускоряем шаг.
Один из братков выходит из тачки и идет рядом с нами.
- Тебя, может, родители чему и научили, а Марку – точно нет. Давайте, девки, поехали, батя Фуфел побазарить хочет.
- Поехали, - говорю я Соне, - Батю Фуфела я уважаю.
Мы садимся в тачку и едем в дом бати. Я самого батю никогда не видела. Думала, что он матерый зек, а он – мелкий лысоватый кавказец. Но, надо сказать, ведет себя прилично, за жопу не хватает, коньяк предлагает. Соня берет рюмку, чокается с батей и выпивает. Я делаю также.
- Дело есть, - говорит батя.
- Внимательно слушаем, - отвечает Соня.
- Во-первых, на моей территории стоите, и уже на другие полезли. Это платно. Три штуки в месяц в общак района, а я сам из них полторы в общак города кину. Идет?
- А если мы лучше сами будем в городской две платить, батю Хохла это устроит? – спрашивает Соня. Похоже, что она уже думала об этом.
- Хохла, может, и устроит, а меня нет, - говорит Фуфел.
- Очень жаль, - качает головой Соня, - Значит, нам надо придумать что-нибудь, чтобы это устраивало всех. Что мы получим за то, что будем платить на штуку больше, чем могли бы?
- Правильный вопрос, - Фуфел улыбается, и я вижу, что у него почти нет зубов, - Получите мою защиту. Если в других районах кто залупится – сразу моей братве говорите, и я порешаю. А еще получите склад для своих вещичек. Сделаем вывеску красивую, чтобы люди вещи несли. Я ж и сам за детишек переживаю.
- Склад будет только в нашем пользовании? – спрашивает Соня, - На кого он оформлен?
- Оформлен на некоммерческую организацию «Ассоциация спортсменов Кировского района». Главный там - наш заслуженный тренер Георгий Мошкаридзе. Но он лезть не будет. Только если для прессы сфотаться, как он вместе с вами, девочки, детишкам помогает. Иногда что-то из спортивного оборудования жертвовать будем. Детишки ведь, по-божески надо. Там стеллажи. На каких-то будут ваши вещички, на каких-то - наши. И вам польза, и нам.