* Количество скота учитывалось по окладным листам и динамике хозяйств (по наибольшему значению, зафиксированному в документах, как правило, 1927–1928 гг.).
Таблица 17
Количество коров в хозяйствах разных категорий сельских «лишенцев» (в %)*
* Количество коров учитывалось по окладным листам и динамике хозяйств (по наибольшему значению, зафиксированному в документах, как правило, 1927–1928 гг.).
Обеспеченность сложными сельскохозяйственными машинами, сдача их внаем и применение в хозяйстве наемного труда – важнейшие характеристики материального положения представителей изучаемой группы, поскольку данные показатели служили формальным основанием для лишения прав и давали возможность причислить крестьян к категории «кулаков». По статистике того времени, 68,7 % сложных сельскохозяйственных машин принадлежали крестьянам-середнякам[244], поэтому включение владельцев техники в разряд зажиточных крестьян было явно надуманным.
Следует признать, что хозяйства, квалифицированные как «кулацкие», в среднем были неплохо обеспечены сельскохозяйственными машинами. Те, у кого не было никаких машин, составляли 9,7 %, владельцы машин в совместном пользовании с родственниками или соседями – 43,3, в единоличном пользовании – 47 %. На хозяйство в среднем приходилось 1,4 сельскохозяйственной машины. Самыми распространенными машинами в крестьянских хозяйствах представителей изучаемой группы являлись конные молотилки (30,8 %), косилки всех видов (26,2 %), жнейки (25,1 %), конные грабли (8,3 %). Все остальные машины – сеялки, веялки, сноповязалки, триеры – встречались значительно реже. Тракторы и паровые молотилки крестьяне-«лишенцы» не использовали. Конные молотилки, как самые дорогостоящие машины, находились в основном в совместном пользовании нескольких хозяев.
Возможно ли было сдавать имевшиеся в хозяйствах машины внаем? Большая часть крестьян в принципе оспаривала такую возможность, поскольку, во-первых, примерно 50 % из них имели машины на два-три хозяйства, что исключало возможность сдачи внаем – «свое еле успевали обработать»; во-вторых, значительная часть (до 40 %) машин была произведена и куплена до революции и к концу 1920-х гг. пришла в «ветхость и полную негодность». Как заметил один из крестьян Мошковского района, «в колхоз машину не взяли за ветхостью, и я ее сдал в утильсырье, но почему-то комиссия решила, что кто-то бы ее мог взять внаем»[245]. Владельцы новых машин обосновывали невозможность сдачи внаем экономической нецелесообразностью – «невыгодно разбивать свою машину»[246].
Признавали факт сдачи внаем 7,7 % крестьян, отрицали даже факт сдачи 83,8 %. Однако первые категорически не соглашались с суммой дохода, которую они якобы получили от сдачи в наем сельскохозяйственных машин. Так, Ф.О. Ермилов (Черепановский р-н) писал, что «молотилкой заработал 4 рубля 50 копеек, а написали будто 200 рублей»[247], И.З. Кабанов (Черепановский р-н) признавал, что заработок от жнейки составил 5 руб., сельсовет посчитал, но по подсчетам сельсовета выходило не менее 80 руб.[248] Доход от сдачи машин в среднем составлял 27 руб., а максимальный не превышал 87 руб. В 1928–1929 гг. избирательные комиссии хотя и завышали доход от сдачи внаем машин в несколько раз, не выходили за рамки реальных сумм (в пределах 100 руб.), начиная с 1930 г. они записывали суммы, нередко превышавшие всю доходность хозяйств (от 200 до 800 руб.). Некоторые крестьяне доказывали невозможность заработать такие деньги на машинах, даже если бы они работали весь сезон. В 20 % случаев власти не обременяли себя даже вычислением суммы дохода от предполагаемой сдачи внаем сельскохозяйственных машин и писали просто – «эксплуатировал машины на стороне».
Более 90 % крестьян, лишенных избирательных прав за «сдачу внаем сельскохозяйственных машин», были дискриминированы без каких-либо документальных обоснований и подтверждений. Лишь в 7,7 % дел «кулаков» имелись карточки неземледельческих заработков или иные документы. Все остальные были лишены прав незаконно на основании свидетельских показаний или голословных утверждений руководства сельсовета. По инструкции 1930 г. лишению избирательных прав подлежали лишь «систематически сдававшие внаем сложные сельскохозяйственные машины»[249]. Ни в одном из личных дел, просмотренных нами, доказательств этой «систематичности» не было.