Ты меня разорвёшь… Когда же у тебя закончатся силы? Прости меня, мой сладкий друг, пощади меня, я больше не могу!
Я честно вам признаюсь, что у меня не хватило сил хладнокровно смотреть столь сладострастную сцену, и я решила использовать тонкие ресурсы моего указательного пальца, а потом и двух, чтобы облегчить своё положение, когда внезапно заметила толстую свечу на полке. Со страстным желанием, граничащим с бешенством, я схватила её и засунула в своё лоно как можно глубже, в то время как мои глаза были сфокусированы на двух актёрах этого захватывающего сладострастного спектакля. И хотя массивная длинная свечка вместе с моими пальчиками так и не смогли погасить бушующий во мне огонь страсти, я смогла его, по крайней мере, частично притушить.
Вы не должны удивляться тому, что у мадам Томас хватило бесстыдства совершать этот неприличное соитие зная, что я нахожусь недалеко от нее, и мало того, наверняка подозревая, что я могу подсматривать за ними и видеть этот акт плотского наслаждения. Во-первых, в это время она была практически не в состоянии размышлять над правилами приличия, и впрочем, даже если бы и могла, ничто её не обязывало сдерживаться передо мной, будучи достаточно осведомлённой о моей профессии. Возможно, она хотела мне дать доказательство своего абсолютного доверия и своей дружбы. А вероятно, в этот момент похоть взыграла в ней с такой силой, и ей опять захотелось снова проиграть сцену своего сладострастного спектакля, подобной той, что она играла только что, поэтому мадам Томас снова вытащила из трусов брата Алексиса ещё дымящийся багровый сладострастный монструального вида агрегат, и позвав меня, она положила его мне в руку. Когда я хотела позорно развернуться и убежать, у меня из этого ничего не вышло. Бесстыдник-каноник толкнул меня на постель, и внезапно одел мою рубашку мне на голову. Его грозная, горящая головня, немного ошибившись с попаданием в цель, нанесла мне столь ужасный тумак внизу живота, что я решила, что он собирался вынести прочь все мои внутренности. Милосердная мадам Томас, тронутая болью, которую я терпела, была столь любезна, что помогла мне, и, схватив мятежный инструмент каноника, заставила его счастливо упасть точнёхонько в мою впадину. Мой утробный сладострастный стон засвидетельствовал ей моё признание за оказанную услугу, а довольные чавкающие звуки моей кошечки после сильных ударов паха священника о мой круп, которые она непрерывно испускала, не позволяли сомневаться, что мне крайне удовлетворителен этот способ совокупления.
Брат-каноник, изогнутый, словно лоза на шпалере, отвечал на все мои движения и звуки столь живыми сотрясениями, что в любом другом случае я дрожала бы от страха, как бы пол не рухнул под нами, но наслаждение, затуманившее мою голову, сделало меня отважной. Когда огонь полыхает в женщине, справедливо будет сказать, что мифическая или действительно реальная опасность её нисколько не беспокоит, и в эти моменты женщины чрезвычайно отважны. Я не припоминаю больше ни одного момента в моей жизни, когда бы я была столь безмятежна в любви, и для этого было нужно не меньше, чем такой чемпион, как брат Алексис, способный торжествовать над яростью моей возбуждённой похотливой киски. Я была настоящим демоном. Я обхватила ногами его бедра, и так яростно прижалась к нему двумя руками, что меня скорее можно было убить, чем прекратить это безумный яростный штурм. Слава победителя была предназначена только для него. Лишь то должно было показаться удивительным и почти невероятным, так это то, что непрерывно, безостановочно, он заставил меня отчётливо испытать три раза радости рая Магомета.
Брат Алексис, после испытания моих любовных талантов, которые он только что устроил, решил приобщить меня к высоким идеям, и убедил пророческим тоном, что я сделала бы состояние на своём искусстве заниматься сексом.
–
Я легко бы мог, – сказал он мне,– предоставить вам содержателя для обычного мещанского существования, но это не приведёт вас ни к достатку, ни к блеску вашей будущей жизни. Вы очень красивы, чрезвычайно искусны в любви, и было бы глупо при таких ваших данных прозябать в посредственности. Опера – вот ваше предназначение. Карьера актрисы… как например у мадемуазель Гус? У меня достаточно возможностей устроить вас туда. Вопрос состоит только в том, чтобы знать, имеете ли Вы склонность к пению, или предназначены для танца.
–
Мне кажется,– ответила я,– что в танце мне сопутствовал бы больший успех.