Хладнокровие, которое требовалось от него в этом случае и на месте, на котором он по собственной глупости оказался, покинуло его, и этот идиот стал обращаться к лошадям по-английски. К несчастью, наши прекрасные лиможские кобылы мало путешествовали по миру и никогда не слышали иностранных языков. Они сделали все ровно наоборот тому, о чём их просил по-английски британский милорд. Глупые звери внезапно бросились на приближающийся экипаж, и зацепили его колёсами. Кучер этой кареты, малый отнюдь не хилого вида, схватил милорда за лицо, как учитель хлипкого ученика на уроке, и без церемоний завязал из своего кнута галстук вокруг его английской шеи, после чего сбросил на землю. Наш претендующий на роль древнегреческого бога Фаэтон, оставшийся крайне недовольным своим падением, и ещё больше лаской, которую он получил только что от французского простолюдина, быстро вскочил, потеряв при этом свой парик, и бросил вызов этому брутальному кучеру. Тот, вскипевший ещё больше от этакой наглости, от всего своего сердца ответил согласием. Между тем, мой милорд, более отважный, чем Марс, принял боевую стойку, отодвинув одну ногу назад и выставил свои кулаки вперёд крест накрест, а кучер другой повозки, не ведающий таких тонкостей английского бокса, без всяких слов врезал британцу своим чугунным кулаком в челюсть прямо через его скрещённые руки, и тут же не мешкая добавил сверху ещё два раза. Такого рода фехтование, которому англичанин, как оказалось, не был вышколен, столь расшатало его сознание, что он потерял точку опоры, и упал навзничь. Тем не менее, похрустев разбитыми хрящами и хорошенько протерев нос и усы, он поднялся, чтобы взять реванш. Британский герой, твёрдый, как скала, готовился к тому, чтобы нанести парочку прицельных ударов в глаз и челюсть своему необразованному сопернику, когда тот неожиданно одарил его резким и сильным ударом пяткой правой ноги точнёхонько в середину живота, буквально распяв англичанина, как лягушку на арене. Милорд, ужасно разгневавшись, воскликнул, что удар был не честен, и попросил нас подать ему его шпагу, чтобы он мог наказать негодяя.
Мы не стали размышлять о справедливости его жалобы, тем более, что нам самим нанесённый милорду пинок понравился. Правда, поскольку мы уже достаточно хорошо изучили повадки этого англичанина, то понимали, что законы благородного британского кулачного боя строжайше запрещали такие пинки. Поэтому мы стали его успокаивать, пытаясь внушить, что законы Франции всегда игнорировали английские правила, и наш разум всегда отказывался верить в то, что в поединке нечестно использовать все четыре человеческих члена. Удовлетворённый нашими объяснениями, милорд весело поднялся на своё кучерское место, сияя от радости, словно он только что на наших глазах одержал блестящую победу. По отношению к нему будет справедливо сказать, что он питался энергией от зрительского восхищения, но это – естественный талант англичан, и мы не могли бы им несправедливо отказать в этой чести, ведь самые великие актёры в мире искусства-это британцы, способные, как ни в чем не бывало, переносить сильнейшие удары, и в том числе, кулаком.
Некоторое время спустя после этого военного приключения домашние дела напомнили милорду об Англии. Так как он не сомневался, что буду крайне огорчена тем, что теряю его, он сообщил мне, чтобы я не волновалась, что может быть, он ещё вернётся во Францию, а также, дабы польстить моему и своему самолюбию, на память о нем он подарил мне кольцо с большим бриллиантом.
Произведя ревизию своего капитала я увидела, что после отъезда моего Милорда я становлюсь обладательницей уже довольно значительного состояния, позволяющего мне содержать дом и восхитительно провести в праздности всю оставшуюся жизнь. Но при этом, одновременно, я испытала новое, неведомое мне ранее чувство-жажду все новых и новых приобретений. Я поняла, что эта жажда увеличивается соответственно моим доходам, и что скупость и бережливость-почти всегда ближайшие подруги богатства. Желание чувствовать себя все более комфортно, надежда пользоваться всё большими благами непрерывно отодвигают время безмятежного наслаждения уже имеющимися у вас богатствами. Наши потребности умножаются по мере того, как кладовые наших драгоценностей разбухают в размерах. Нам постоянно кажется, что наше лоно изобилия ещё недостаточно разбухло. У меня было уже двенадцать тысяч ливров ренты, но мне не хотелось думать о пенсии, ведь мне не было ещё и двадцати лет. Справедливости ради стоит сказать, что такое состояние не сделало такую молодую девушку, как я, безрассудной. Поразмышляв денёк другой, я пришла к выводу, что раз в таком возрасте я уже обласкана такими милостями, то это служит лишним доказательством того, что я могу и должна стремиться к большему. Поэтому, когда мой англичанин ещё не успел прибыть в Дувр, один из сорока бессмертных членов французской Академии, прибыл из дома Конрада, чтобы его заменить. Я его получила со всеми подобающими академическому званию проявлениями уважения и почёта. Тем не менее, не будучи ослеплена честью, которую он мне оказал, я ему сказала, что прекрасно посвящена во все аспекты внешнеполитической деятельности и могу принять его предложение только при условии, что как только какой-нибудь приличный иностранец засвидетельствует мне своё почтение, договор моей аренды будет моментально прекращён. Он не возражал, и соглашение было подписано.