из старого Лувра, Этой Французской академии
не пренебрегал моими услугами для составления своей вступительной речи. Но кто бы мог подумать, что столь значительная торговля не позволит мне иметь даже кучера? Вы видите, какую выгоду я извлёк из своей торговли.
За более чем пятьдесят лет я написал миллионы стихов, а у меня нет даже приличных брюк.
Чистосердечность и наивность, с которой со мной разговаривал прекрасный Пеллегрен, убедила меня, что из всех профессий наиболее неблагодарной и легкомысленной является та, которой занимался остроумный аббат, и его реальные заслуги убедили также меня, что счастливыми в этой профессии являются не талантливые, а те, кто сумел тем или иным способом заработать репутацию. О, сколько мне известно писак, кому власть передала лучшие места среди учеников Аполлона, не способных вытянуть из своих бесплодных мозгов и сотую часть прекрасных произведений, написанных аббатом Пеллегреном? Сколько гнусных сравнений с ярмарочными шутами, усмешек коллег и насмешек невежественной публики вынес в своей жизни бедный аббат, хотя в сущности он был бесконечно более умелым поэтом, чем они. Давайте закончим на этом, ведь любая заслуга напрасна, если она в основе своей не имеет ничего. Только великие люди способны создать значительные произведения-природе лишь остаётся их заметить.
Я возвращаюсь к своей финансовой голубой ленте, этому знаку отличия рыцарей Сен-Эспри. Решив, что пора двигаться дальше, мы с моим академиком дружелюбно разорвали наш контракт, и я вновь оказалась свободна.
Уже давно, должно быть, я должна была ответить на вопрос, который мои читатели, безусловно, уже не раз хотели задать мне. Как это возможно, чтобы Марго, рождённая с темпераментом Мессалины, могла удовлетвориться такими не интересными людьми, которых она описала в этой книге, и отнюдь не похожими на Геркулесов на ниве похоти и разврата?
Это совершенно справедливое замечание и моё упущение. Поэтому вам следует знать, господа, что по примеру герцогинь из Лувра и многих моих подруг я всегда содержала в своём доме наёмного работника. Но пусть это, прошу вас, будет большой тайной. У меня всегда под рукой был один молодой и сильный лакей, и пока моя душа не покинет моего тела, я не изменю этому методу. Конечно, их привилегированное положение, позволяющее им вставлять свой выдающийся конец в лоно, а также и другие беззащитные места своей госпожи, откладывают, обычно, отпечаток на их поведение. Становятся ли они наглецами? Обычно, да, но это устранимо. Несколько ударов палкой оплаченному экзекутору, и пошёл прочь. У меня всегда хватало ума не бросаться в крайность, привязавшись к какому-нибудь красавчику с большой и толстой битой, ведь найти другого такого, если есть деньги, не проблема, поэтому я проявляла осторожность и брала себе нового успокоителя моей необузданной похоти и плоти. Мне доставляло удовольствие брать себе новое дикое молодое тело, воспитывать его владельца, подчинять своим фантазиям, подчас фантасмогоричным, и получать полное удовлетворение от их воплощения в жизнь. Единственное, чего я не могла терпеть от них, так это, главным образом, чтобы у них была какая-либо связь с себе подобными девицами из-за страха, чтобы мои полюбовники не испортили свою невинность и их не развратили эти шлюхи с предместий Парижа своими плебейскими фантазиями. Поэтому я их держу, образно говоря, в постоянном напряжении. Впрочем, что касается victum и vestitum, пищи и одежды, к ним проявляется бережное внимание. Они чисты, одеты, и накормлены, как цыплята в клетке, или, если говорить менее метафорически, как блаженные, управляющие монашками в женских монастырях, у которых есть и другая забота в этом мире, кроме обозначенной в прямых обязанностях-благочестиво, набожно, с благоговением хорошо орошать своим природным соком все, что следует увлажнять. Так вот, господа, надеюсь, что мне удалось удовлетворить вашу любознательность, и мой рецепт, которым я пользуюсь ежедневно, чтобы смягчить огонь моей несдержанности, поможет и вам. Посредством столь разумной системы, мои удовольствия никогда не были смешаны с горечью разочарований. Я получаю чувственные удовольствия, причём любые, какие только могут заглянуть в моё похотливое сознание, потихоньку, не опасаясь капризов и плохого настроения настоятельного и состоятельного любовника, который меня использовал бы в качестве рабыни, и заставлял бы, возможно, покупать его ласки ценой моих денег, что привело бы меня однажды к разорению и нищенству. Я не из таких грю, женщин лёгкого повдения. Упорствует лишь дурак, который хочет одновременно получить и безумную страсть и платоническую нежность. Рафинированные и витиеватые чувства любви – блюда, которые не соответствуют моему вкусу; мне нужна более сильная пища.