— Если вспомнить, как на меня смотрят все, кто его знал, — тихо сказал он, — я не уверен, что хотел бы с ним встретиться.
========== Глава 10. Привет из прошлого ==========
Горацию Слагхорну вот уже третий месяц казалось, что он сходит с ума.
Прежде уверенный в себе, амбициозный, общительный, он обожал собирать вокруг себя интересных, неординарных личностей, отыскивая таланты среди студентов Хогвартса, словно золотые самородки в тоннах песка. Ему нравилось встречаться с ними, поддерживая связь даже после их выпуска, наблюдать, как юные таланты превращаются в успешных волшебников, да и — чего уж греха таить — погреться в лучах их славы он тоже никогда не отказывался.
Его любимым детищем был зародившийся ещё в начале сороковых «Клуб Слизней» — элитное сообщество, этакий неформальный клуб, куда он приглашал самых выдающихся, по его мнению, студентов, а также тех, кто каким либо образом мог быть ему, Горацию, полезен.
И, надо заметить, его активное участие в жизни некоторых учеников приносило очень и очень неплохие дивиденды. В последнее десятилетие двадцатого века убеленный сединами Гораций вступил обеспеченным, уважаемым, любимым своими учениками и ценимым коллегами почтенным профессором и признанным мастером зельеварения.
Его научные статьи активно публиковались не только в магической Британии, но и за границей. К нему обращались за консультациями из министерства магии и Отдела тайн. Он был вхож почти во все влиятельные магические семьи Соединённого Королевства, а сам свил уютное трехэтажное, комфортабельно обставленное гнездышко на берегу моря, где планировал отдыхать от трудов праведных после выхода на пенсию.
Собственно, на уже давно и прочно заслуженный отдых Гораций собирался отправиться ещё летом девяносто первого. Учитывая, что на работу в Хогвартс он поступил в тридцать первом, ему казалось, что эта круглая дата — шестьдесят лет — будет очень хорошо смотреться в его автобиографии, которую непременно издадут большим тиражом в красивом кожаном переплете, как только у него наконец появится время ее дописать.
Однако об этой красивой мечте пришлось забыть после того, как Альбус Дамблдор, тяжело вздыхая и разводя руками, сообщил ему, что не может вот прямо сейчас отпустить его на покой.
— Что значит, ты не можешь найти мне замену? — возмущался тогда, в июле, Слагхорн, меряя шагами просторный, но потрясающе захламлённый кабинет директора Хогвартса. — Мы ведь договорились, что я дорабатываю этот учебный год и ухожу! Ещё в сентябре договорились, между прочим!
— Гораций, друг мой, не стоит так нервничать, — улыбался в ответ Дамблдор, сидевший в любимом кресле и наблюдавший за мечущимся между многочисленными столиками, тумбочками и шкафчиками коллегой. — Присядь, успокойся. Может быть чаю? Мне недавно по случаю досталась коробочка восхитительных засахаренных ананасов…
— Альбус! Ну что за детские манипуляции! Неужели ты думаешь, что чаем и сладостями ты убедишь меня задержаться в Хогвартсе ещё на год?
— Разумеется, нет, — директор с сожалением вздохнул. — Я надеюсь убедить тебя остаться ради твоих студентов. Ты ведь знаешь, как трудно сейчас найти хорошего учителя, тем более, по твоему предмету. Специалистов-зельеваров твоего уровня и в мире-то по пальцам пересчитать, а уж у нас так и вовсе днём с огнём не сыщешь!
— Ты преувеличиваешь, — опустившись наконец в мягкое кресло, возразил Гораций, хотя эти слова и были ему приятны.
— Отнюдь, — развёл руками Альбус. — Я весь год вёл переписки с кандидатами на твою должность, но, увы — всех их либо не интересует преподавательская деятельность, либо не устраивает жалованье, либо они не готовы принять мое предложение прямо сейчас. Пойми, своим увольнением ты ставишь меня в безвыходное положение! Не могу же я на целый год лишить учеников такой важной дисциплины, как зельеварение. А значит, мне придётся взять на твою должность какого-нибудь молоденького стажёра, только-только вылезшего из школьной мантии…
— Но это совершенно недопустимо! Чему этот твой стажёр сможет научить детей? А пятые и седьмые курсы? У них ведь экзамены! — вскинулся Слагхорн и тут же по мелькнувшей в серебристой бороде улыбке понял, что попался.
Повелся на эту дешевую провокацию, как какой-то несмышленый юнец. И это в его-то годы! Позор! А все Альбус — коварный манипулятор — знает ведь, что студентов своих он любит и не допустит, чтобы те остались без нормальной практики перед министерскими экзаменами.
— Вот видишь, друг мой, ты просто жизненно необходим и своим студентам, и своему факультету, и мне лично, — патетично заявил директор, приложив ладонь к груди. — Без тебя мы все пропадём!
Спустя еще десять минут многословных восхвалений и заверений в его абсолютной незаменимости, Гораций, мысленно проклиная свою слабость перед откровенной лестью и излишне эмоциональные реакции, согласился остаться в школе ещё на один год.
— Последний год, Альбус! — настойчиво повторял он, запивая чаем свои любимые засахаренные ананасы. — И учти, второй раз этот номер у тебя не пройдёт! В следующем июле я увольняюсь, и точка. А дальше делай, что хочешь — хоть сам зелья веди, хоть самоучители студентам раздавай! Надеюсь, я ясно выразился?
— Предельно! — заверил его Дамблдор, сверкая удовлетворённой улыбкой.
Если бы Гораций только знал, чем обернётся для него этот год, он бы бежал из замка, сверкая пятками, и никакие причитания и уговоры директора были бы не в силах его остановить. Но, увы, даром прорицания он не обладал, а потому чуть не заработал инфаркт, явившись на первое занятие к первокурсникам параллели Рейвенкло — Хаффлпафф и лицом к лицу столкнувшись со своим самым страшным кошмаром.
С первой парты на него ясными серыми глазами смотрел одиннадцатилетний Том Реддл.
— Что-то не так, профессор?
Мерлин мой, этот голос! Те же интонации. Та же вежливая отстраненность. Да нет. Нет! Ерунда! Мальчик просто похож, а он все никак не может простить себе ту роковую ошибку почти полувековой давности, вот совесть и не даёт покоя.
С трудом взяв себя в руки, Гораций заверил ребёнка, что все в порядке, невзначай уточнив его имя. Лучше бы не уточнял.
— Томас. Но все называют меня просто Том.
Сердце в груди болезненно замерло и пропустило удар. Кровь отхлынула от лица.
«Не может быть. Этого не может быть!» — билась в мозгу одна-единственная мысль. Кое-как проведя урок, Гораций бросился в свои апартаменты и схватил с каминной полки старую колдографию в красивой рамке.
Тридцать восьмой год — его первый год в роли декана Слизерина. Вот он сам — молодой, светловолосый, полный энтузиазма и амбиций — в окружении первокурсников. Он каждый год непременно запечатлевал себя вместе с новыми студентами, чтобы в итоге собрать внушительную коллекцию.
А вот и Том. Скромно стоит с краю, но держится достойно — спина прямая, подбородок чуть приподнят, руки сцеплены за спиной.
Гораций дернул ворот мантии, ощутив острую нехватку кислорода, и тяжело осел в ближайшее кресло. Все-таки он не ошибся. Это было невероятно. Непостижимо. Но Том Марволо Реддл, поступивший в Хогвартс в тридцать восьмом, и Томас Морган, впервые пришедший на его урок сегодня — были не просто похожи. Они были идентичны, как братья-близнецы.
Оставшиеся два урока у старшекурсников прошли для Слагхорна, как в тумане. А сразу после их окончания он — смертельно бледный, с трясущимися руками — ворвался в кабинет директора и с порога заорал:
— Что все это значит, Альбус?!
Дамблдор, в это время делавший какие-то записи на свитке пергамента, от неожиданности опрокинул чернильницу и укоризненно посмотрел на коллегу.
— Зачем же так кричать, Гораций? Я ведь не глухой.
— А я не слепой! — не сбавляя тона, отрезал Слагхорн.
Дамблдор, взмахом палочки очистив стол и записи от разлившихся чернил, устало вздохнул.
— Прости, друг мой, но я сегодня не в настроении играть в загадки. О чем речь?
— О чем?! — гневно прошипел Гораций, нависая над директорским столом и с силой припечатывая ладонью к столешнице старый снимок. — Вот об этом! — он ткнул пальцем в изображение юного Тома Реддла. — И не говори мне, что сам ничего не заметил! Даже мне хватило секунды, чтобы узнать его, а у тебя в активе фотографическая память и феноменальная наблюдательность!