Выбрать главу

- Ну и чёрт с ним, потом разберусь, - пробормотал он. – Так кто вы такая, госпожа?

Оливия могла позавидовать тому, как быстро преобразился король: с одним вздохом его морщинки у глаз и лба сгладились, и он напустил на себя как можно более заинтересованный и бодрый вид, будто и не предвкушал только что сон. Его выдавали только тусклые, как у рыбы, глаза.

- Оливия Бермидос, Ваше Величество. Воспитанница вашей сестры, госпожи Агафьи.

Король на секунду нахмурился, и девушка заподозрила, что он никогда о ней и не знал, но мужчина тут же заложил руки за спину и протянул:

- А-а, Оливия, милая, как ты выросла. И зачем ты пришла ко мне в столь поздний час?

Аксель нервно выдохнул. Их могут запросто кинуть в тюрьму за такие просьбы, а потом к ним в камеру и Тома, если его ещё не поймали. Но король ведь для того и есть, чтобы помогать беднякам, правда?

- Я хочу, чтобы вы построили мне новый театр.

****

Скрипнула дверь, словно не открывалась уже давно. Том вошёл внутрь и тут же сморщился от ужасной вони: невыносимый запах чуть было не заставил парня захлопнуть дверь и убежать подальше, но он лишь зажал нос рукой и шагнул вперёд. След за ним в комнату зашли Дибрель и Ирида. Парень огляделся: у стены валялся подсвечник, который он запустил в припадке злости вчера. В воздухе витала пыль, и Дибрель громко чихнул и тут же зажал нос.

- Фу, Томик, ты что, совсем здесь не убираешься? Глаз да глаз за тобой, совсем от рук отобьёшься, - фыркнула Ирида. Ладони она держала у рта, и звук её голоса немного глушился.

Том не стал слушать мать и подбежал к столу. И отшатнулся.

Там, где ещё вчера лежала Мари, сейчас стекала бесформенная масса. Она отблёскивала в свете уличных фонарей и больше напоминала желе, чем наследницу богини, два дня назад лишившуюся головы.

- Действительно, чем это пахнет? – поинтересовался Дибрель и зажёг свечу.

Стало светлее, и Том с ужасом застыл. Нет, это неправда.

Бесформенное желе на столе делилось кривыми линиями на чёрную и серую части; парень глядел в них около минуты, и из непонятных очертаний стали вырисовываться… доспехи. Ещё недавно и кираса, и три наплечника: большой с краями, напоминающими рога, круглый и небольшой, с рогами длинными и острыми, и железные непозволительно короткие штаны выше колена выглядели совсем новыми, блестели, как после масла. Но сейчас… сейчас всё это превратилось в чёрную тусклую кучу, и Том не мог поверить, что всего за два с половиной дня они так изменились, будто зависели от жизни Мари. До сих пор он верил, что это обычные доспехи, но сейчас понял, что перед ним лежала настоящая богиня.

Тело девушки посерело, будто она съела что-то не то, и именно от него исходил тот ужасный запах. Правый бок, задетый в бою, так и остался пустым, он так и не восстановился, а на его месте всё так же зияла дыра, будто бок кто-то откусил. Рубец на шее, наоборот, побелел и вздулся, будто страдал без головы Мари, а кожа вокруг выглядела дряблой, как у Дибреля на руках.

Он проспал целые сутки и спасался непонятно от кого ещё полночи. Он проспал весь день и несколько часов потратил в беготне.

Том испуганно вцепился в стол, не веря собственным глазам. Прошло всего два дня! Это просто чья-то глупая шутка. Это Бюри пришла, подменила настоящее тело Мари на эту бесформенную чёрно-серую кашу, она же такая подлая, все женщины подлые и гадкие…

Кроме одной.

Том сглотнул. Дибрель подошёл и, только взглянув на стол, осторожно положил Тому руку на плечо. Том не чувствовал его сочувствующего взгляда, да он и не нужен: Дибрель всё прекрасно понял и знает, что сочувствием тут не поможешь.

Ирида порхала по комнате, осматривая всё, кое-где проводила рукой, стряхивая пыль, морщилась, и наконец подбежала к столу, будто доселе не замечала самый заметный предмет в комнате.

- Что это, Томик? Нам нужно выбросить это поскорей, оно ужасно пахнет, - заявила женщина и протянула руку к телу Мари, но Том быстро хлопнул мать по пальцам.

- Это не мусор, чтоб его выбрасывать, глупая, - ощерился он, будто крыса, и добавил, - Если собираешься лезть здесь во всё, проваливай, поняла?

Дибрель покачал головой и грустно взглянул на тело. Не так он представлял великую богиню, что пошла против остальных и создала жизнь на земле. Пусть это даже её реинкарнация.