Резкая тишина разбилась о стены комнаты и оставила в сердце Тома смятение и страх. Удивление. Сомнение. Король побледнел, казалось, будто не он только что предлагал убить себя, но отпустить остальных. Дибрель нахмурился, как бывало, если он чем-то недоволен. А он недоволен. Ему не нравилась сделка, ведь лицо Тома менялось. Надежда, недоумение, мол, «что мне только что сказали, Альфред, не тронулся ли ты умом», ужас, снова сомнение… Уверенность. Дибрель с тревогой разглядывал спокойствие Тома, его решительность в глазах, невольное дёрганье рук, будто он уже представил, как возьмёт нож и зарежет короля, будто бедную курицу.
Его Величество беспомощно оглянулся на Дибреля, на Тома, на застывшую Бюри; та непричастно отошла в тень с подносом, на котором оставалась всего одна чашка, и сохраняла ледяное, равнодушное лицо.
- Томас, подумай о Рю, - попробовал заговорить король. На его лице проступил пот. Он взмолился, вдруг взглянув на Тома и обнаружив в его глазах лихорадочный блеск, он вдруг забоялся, что не останется в живых. – Что будет с ним, когда он узнает, что его отца убил его друг? Ты же друг Рю, верно?
Том наконец вырвался из оцепенения, угрюмо мотнул головой и взял нож. Альфред удовлетворённо хихикнул и довольно потёр руки. Дибрель с прищуром уставился на фигуру внука: тот смотрел на оружие в руках, пробуя на вес, будто новую игрушку, и его голова кружилась от этого блеска. Капля остывшего чая соскользнула с седых волос. Дед хотел сказать: «Мари. Вспомни о ней, ты же хотел спасти свою богиню, Том», но вдруг понял.
И Дибрель предоставил выбор Тому, не став ничего говорить. Убить или оттолкнуть. Том шагнул к королю, наклонился перед его стулом, что беспомощно валялся, привязанный к королю, и покрутил задумчиво нож прямо перед его лицом. Мужчина икнул и вжался в обивку.
Вот он, сидит неподвижно. Альфред хорошо заплатит за это, но деньги ему не нужны; он примет в банду, и Тому не придётся слоняться без ночлега, а ещё…
Он спасёт Мари.
Он сделает это ради неё?
- Том? – склонил голову набок Альфред.
Если бы Том выбирал между яичницей и блинчиками с мёдом на завтрак, это было бы легко. Но он выбирал между Мари и убийством, между богом и ножом, и этот выбор был ужасен. Эта ситуация казалась ему ужасной. И Альфред, его бредни про славу и присоединение, вся его болтовня… Весь Альфред казался Тому бедствием.
17. Фён
17. Фён
Кинжал выпал из рук, лезвие тихо звякнуло о пол.
- Зачем мне убивать короля?
Мужчина растерялся.
- Зачем? Томас, я же только что назвал тебе причину, мой славный друг…
- Мне нет дела до Акселя, - оборвал Том резко, обернулся к Альфреду и уставился на него острыми наглыми глазами. – Мне наплевать на него. И на Рю. И на тебя тоже. И на короля. Я один. И я слишком ленив, чтобы марать руки за тебя. И к тому же, - Том потянулся и зевнул, будто сонная кошка, - мне придётся бегать в твоей дурацкой организации, а я и так уже набегался.
Бюри приподняла уголки рта. Дибрель невольно выдохнул и порадовался, что не отдал ребёнка на воспитание Ириде. Король затрясся от облегчения, по его лицу стекал пот, а глаза превратились в маленькие иголочки. Он сам чуть не умер от ужаса.
Зловещее дыхание неожиданного ветра задуло все свечи, кроме одной. Плащ Тома взметнулся и громко хлопнул. Альфред пошатнулся, но звать никого не стал. Ветер закружил вокруг него, собирая с пола пыль, словно маленький ураган, раскачал стул Дибреля, толкнул Тома, сорвал с него плащ, поднял нож и унёс к себе, прямо в руки Альфреду. Мужчина схватил кинжал за рукоятку, и его маленькие глазки блеснули. Тому поплохело.
- Хи-хи, я так и знал, что переманить тебя будет не просто. Ах, как я рад, что ты пришёл!
- Я и не собирался, - выплюнул Том, собрав всё своё мужество в кулак, - но ты её так просто не отдашь.
Альфред захохотал. Его волосы трепетали на ветру и бросались ему прямо в рот, из-за чего он постоянно их отплёвывал.
- Ха, так ты говоришь о голове, да? Ох, смотри, кажется, мне что-то попало в руки.
Пыль на секунду разлетелась в стороны, давая дорогу чему-то, что тут же появилось в руке Альфреда будто по волшебству. Единственная свеча осветила красные волосы, сбившиеся в кудряшки, они тянулись вниз, к ногам, а возле колена, покачиваясь, висела… голова Мари. Она слегка билась об штанину, больше напоминая обескураженному Тому мяч, но именно как мяч она сейчас и выглядела. Глаза впали, скулы вылезли вперёд, будто скалы в море, всё похудело, осунулось, почернело и осыпалось по крупинке каждый раз, как голова ударялась о коленку. Её тоже не пощадило время.