В его пальцах хрупкое зелёное стекло, казалось, вот-вот лопнет.
Капли.
Том едва соображал, что делает. Перед его глазами плавали то воздушный поток, то лицо Дибреля, то короля, то Альфред, то красные кудрявые волосы, то светящиеся буквы у потолка…
- Ох, как печально, ты почти вырубился, Томас, - Альфред состроил трагическую рожицу, - Но всё же, хочешь угадать, зачем мне всё это? Я расскажу, не утруждайся, - он выставил руку вперёд, будто остановил Тома, хотя тот даже не пошевельнулся. – Я давно хотел свергнуть тебя, Джосвелл. Ты ужасный правитель, знаешь ли. Да, я предал тебя с самого начала, ещё только когда мы познакомились, хи-хи. Я всё думал, как преодолеть твоих рыцарей, и придумал прекрасный план… осуществить который мне помогла твоя сестра. Она убила твоих слуг, твоих любимых рыцарей, потом чуть не убила тебя и твоего наследника… Но тут появился Томас, - Альфред так презрительно сказал это, что парню стало ещё хуже. – Сломал все наши планы, я знаю, это ведь не ты, а твоя богиня, она помогла рыцарю Акселю, без неё бы он не справился. А без тебя бы не стояла там и она, верно, Том? И тут мне пришла в голову идея, ах, моя светлая головушка! Я давно читал в старой-старой книге про источник одного странного обряда, я подумал, что это чушь, но решил, почему бы не попробовать… и раздобыл всё, что нужно для него: голову бессмертного бога, артефакт от самих богов – капли, и их послание. Всё, что нужно для воскрешения ужасной Марфлуй.
Тому показалось, что он ослышался. Воскрешение? Нет, это можно понять. Но…
- Ужасной? Ужасной Марфлуй? – переспросил Том, приподнимаясь и пошатываясь на ногах. Тело ныло и болело. – Да в каком месте она ужасная? Ты вообще никакого языка, кроме этих твоих непонятных символов, не знаешь? В сказке ясно написано, что её убил горожанин, горожанин! Какая она после этого ужасная? Да она… кхе… самое ничтожное существо, которое я только встречал!
- Ох, не говори ерунды, мальчик, ты, видно, ударился больно головой! – картинно воскликнул Альфред. – Время почти настало, Томас! Через час, на восходе солнца, твоя подружка отправится к богине смерти Гирбиле, и знаешь, что она с ней сделает? Позовёт всех остальных богов, они ведь так её ненавидят, и боги съедят твою несравненную Мари! А потом и весь род людской, ха-ха-ха. Ах, скольким она досадила, создав природу, Томас! Ведь только Адоис её простил, если верить сказке. Ах, людишки, как они мешали богам своими молитвами, жалобами, просьбами и жертвоприношениями! Отвлекали. Просили. Надоедали. Но потом… Из останков поднимется невиданное чудовище, разгневанная богиня Марфлуй, она убьёт всех и вся, она отомстит богам, и с её помощью я захвачу власть над всем королевством!
Альфред чудовищно расхохотался, и в глазах Тома он рос и рос, расплывался, двоился, бродил по всей комнате точными копиями, и парня чуть не вырвало. Хорошо его приложили.
Парень мельком подумал, какой же Альфред внутри маленький, как будто ребёнок, до сих пор обиженный на родителей за давнюю грубость. Все эти слишком наигранные театральные жесты, весь этот злобный смех, эти желания «захватить власть ради самого себя» - всё это казалось Тому глупой детской постановкой. Глупым спектаклем, который, если хорошенько разозлиться, резко прекратится, и актёры, грустные, уйдут за кулисы.
Том с трудом отошёл и привалился к стене. Ветряной поток крутился прямо у его носа, и от этого глаза слезились, а всё вокруг сливалось в одну большую кашу. Альфред хмыкнул, протянул руки к краям письма, и – сложил пополам, будто самый обычный лист. Потом ещё раз пополам, и символы пропали, золотистое свечение исчезло, а в ладони у мужчины оказалась та самая бумажка. Она выглядела ничуть не скомканной, как совсем новая, но Том не смотрел сейчас на письмо. Он дышал и пытался не потерять сознание, и сейчас ему было так скверно, что даже смерть от рук Мари не казалась страшной.
- Ха-ха, как думаешь, зачем мне письмо богов? Боги невзлюбили Марфлуй, и потому вместо письма с указаниями, как к ним вернуться в случае опасности, написали обряд её убийства! Ха-ха, такая глупая богиня, как Марфлуй, легко бы клюнула на удочку!
Альфред в какой-то неистовой радости захлопал себя по животу, - тот трясся, словно желе, - и кинул бумажку в поток. Голова у Тома кружилась, и единственное, что он понимал, так это то, что Альфред слишком много шумит. Ветер, что ураганом носился по комнате, выметая всю пыль, гудел и в его голове, проникал в самый мозг. Все звуки отзывались головной болью. Пыль забивала глаза.