- Да нет, - равнодушно ответила женщина, совершенно не замечая красных ушей мужчины, - На Мари.
Теперь настал черёд краснеть самого Тома; он выпучил глаза, вдохнул, казалось, весь воздух в этой комнате, благо окно не закрывали, и собрался высказать Оливии все самые обидные на свете слова, трижды поженив её саму с Акселем. Рыцарь при этих словах успокоился вдруг и даже повеселел. Рю принялся бегать вокруг Тома, размахивая руками:
- Тили-тили-тесто, жених и невеста!
- Тогда, когда мы играли на сцене завоевание земель, там же и свадебный обряд присутствовал. Ты. Женился. На. Мари. – Повторила Оливия и изогнула губы в издевательской улыбке, однако глаза её оставались отрешёнными.
Она что, наслаждается его красным, как волосы Мари, лицом?
- Это же просто театр! – воскликнул Том так, будто объяснял Рю, что его нарисованный паровозик не поедет, потому что он нарисованный. – Ты что, всерьёз думаешь, что я женился бы на этой…
Том запнулся, подбирая слова, и Мари опустила голову. Она ничегошеньки не понимала, но то, что её лучший друг, как она считала, не хочет проводить с ней какой-то обряд из-за того, что Мари плохая, казалось ей грустным.
Оливия быстро возразила:
- Обряд, вообще-то, был настоящим. Если бы ты был принцем и на сцене тебе бы принесли присягу, возложили корону и прочее, ты бы не стал королём, думаешь? Если обряд правильный, то хоть в гробу его проводите, всё равно.
Том разозлено сжал кулаки и повернулся к Дибрелю; дед подозревал, что внук сейчас от него потребует, однако сказал:
- Кхм… Оливия, милая, тут всё же есть небольшая заминка. Мари ведь полубогиня, так что, думаю, обряд для полубогов немного другой, если у богов вообще есть обряды. Так что если Том и Мари захотят, то сами с богами договорятся, правда?
Дибрель заговорщицки подмигнул Тому, и тот рассержено перебил его:
- Да какая разница, а? Мари, не Мари, я ненавижу женщин, вы так любите поиздеваться, и я только что в очередной раз в этом убедился. Так что я никогда не женюсь и всё время буду один. Понятно?
Повисла тишина. Где-то далеко колокол отзвонил восемь часов; в комнате царила утренняя прохлада, и Том зябко повёл плечами.
- О, и кстати, Мари, - очнулся друг Аксель, - как ты так легко сняла свои доспехи? Они могут вернуться?
Мари пожала плечами, потом вдруг что-то пришло ей в голову; она зажмурилась, и платье с треском разорвалось. Том испугался и уже хотел закрыть глаза, но вместо пустоты под платьем обнаружились старые доспехи. Платье распалось на две половинки и упало на пол, будто скорлупки от яйца. Мари мотнула головой.
- Извините, мне, наверное, не стоило так делать, но я почувствовала, что могу, - пробормотала она неловко. – Мне было больно.
- И зачем мы тогда платье брали? Бедная ткань! - Ирида склонилась над разорванным платьем, теперь напоминающим ковёр, будто это не платье перед ней лежало, а королевская мантия из золота.
- Ничего, это как вещи после стирки, Дибрель попытался, перекрикивая Ириду, успокоить Мари, но та ничего не поняла и только чаще захлопала глазами.
– Том, твоя невеста совсем не умеет хранить вещи! – кричала Ирида.
- Не невеста она мне! – взвился Том.
- Тебе нечего извиняться! – Аксель хлопнул её по наплечнику, не обращая внимания на разборки матери с сыном, - Правда, эти доспехи против правил рыцарей, но ведь рыцари уже в прошлом, да? – заявил он преувеличенно бодрым голосом. – Кстати, твои доспехи, Мари, напомнили мне ещё кое о чём: меня повысили до стражника, и я теперь главнокомандующий отряда! А всё потому, что я привёл стражников к логову Мафии!
- Вот здорово, дядя Аксель! – восхитился Рю и тут же опомнился, - как это вы, господин, смогли найти этих страшных злодеев?
Аксель не ответил, только улыбнулся и пожал плечами, глядя куда-то в даль. Потом его глаза встретились с глазами Оливии, и бывший рыцарь, а ныне стражник подумал, что она тоже вспомнила Агафью. Впрочем, с Оливией и её равнодушием ни в чём нельзя быть уверенным.
- А что с Альфредом? – вскинулся Том. Толстый беловолосый (хотя Том был уверен, что это парик) обманщик так раздражал его, что Том только обрадовался, услышав: