- К тебе что, ходят эти бедняки? – недоверчиво воскликнул Том. И тут же, только Оливия кивнула, раздражённо сплюнул в сторону, - Фу, женщины. Чего от них ещё можно ожидать?
Оливия лишь фыркнула, зато Мари высунулась из-за его плеча и воскликнула:
- Но Том, разве если у кого-то чего-то нет, разве плохо этим чем-то поделиться? Как ты сам мне говорил, задача тех, кто может, помогать бедным!
- И хочет, - жёстко бросил тот. – А вот я никогда не стану помогать беднякам. Пусть сами выкарабкиваются.
И он показал проходящему мимо старику язык.
Они свернули за угол, и впереди показалось здание грязно-жёлтого цвета, облупленное внизу; когда они подошли к нему, оказалось, что на самом деле здание - просто пик совершенства, в отличие от всех тех, что Том видел в этом бедном районе: несколько потрескавшихся, простеньких, но в целом сносных колонн поддерживали дом с покосившейся плоской крышей и фронтоном. Парень цокнул языком, но вынужден был отметить: у Оливии есть вкус.
- Ты что, свихнувшаяся богачка? – проворчал Том.
- На этот театр ушло целое состояние, - заявила Оливия. Похоже, на неё не действовала ни одна из уловок Тома, но парень от этого уважать её не стал: за равнодушием наверняка скрывалось лицемерие.
- Так что такое театр? – подала голос Мари, восхищённо разглядывая здание. – Я не знала, что люди помимо того, что разрушают, умеют создавать такие красивые места!
Том чуть не воскликнул: «Ты что, не видела тот прекрасный замок, дурында?! Мы же проходили кучу красивых домов, а ты только сейчас очнулась!». Оливия растерялась, но, похоже, лесть на неё подействовала: она с трудом открыла тяжёлые двери, и они вошли в темноту театра.
- М… Театр – это место, в котором люди показывают разные сценки из жизни или выдуманные истории, - в полной тишине неуверенно объяснила она. Том хорошо знал, что это такое, ведь ему рассказывал Дибрель, а вот поняла ли Мари, он не знал и почему-то знать не хотел.
В зале, куда они попали, царил полумрак: свет лился лишь из щели под дверью напротив. Том с трудом разглядел стол, отгороженный стеклом: Оливия объявила, что здесь люди покупают билеты, и с гордостью сообщила, что сегодня вечером у неё тоже будет представление, билеты на которое стоили всего лишь один медяк. Том намёк понял и заявил:
- Никуда мы с Мари не пойдём.
Оливия пожала плечами, и Мари, прижимаясь к Тому от небольшой боязни темноты, прошла через комнатку с билетами. За дверью их ожидал широкий короткий коридор; сколько Том не разглядывал, не увидел здесь ни одного мало-мальски приличного украшения вроде лепнины, про которую с гордостью рассказывал Дибрель, показывая какую-то старую книжку и чёрно-белыми рисунками, ни даже простого буфета у стены. Глаз радовали лишь шторы – занавес, жёлтый и наполовину истлевший.
Мари радовалась всему: только они вошли в коридор, она отошла от Тома и принялась разглядывать каждый угол и каждую пылинку вокруг, так что Тому пришлось хватать её и утаскивать дальше силой.
Огромные двери в конце коридора вели в единственный малюсенький зал, в котором еле помещались три длинных ряда обитых тканью кресел и небольшой выступ перед сиденьями, образующий площадку – сцена. Оливия посадила парня с девушкой на первый ряд.
- Сейчас принесу есть, - бросила она, взбежала на площадку и скрылась за тяжёлыми шторами.
Мари и Том переглянулись. Мальчику казалось, что этой женщине, Оливии, доверять не стоит, и он хотел предложить Мари бежать отсюда, только она их накормит, а если та не согласится сразу, пригрозить бежать самому. Да и стоит ли есть пищу незнакомки? Но тут штора снова колыхнулась, и показалась Оливия с двумя тарелками горячей гречневой каши, на каждой из которых таял кусок масла. Девушка поставила их перед ребятами, дала ложки, но они не бросились есть: Мари, аккуратно зачерпнув ложкой крупу, поднесла к носу и принюхалась.
- Извините, а что это?
Это было странно, но после происшествия в кафе Оливия твердо решила сегодня ничему не удивляться.
- Гречка. Крупа такая. В общем, - поспешно добавила она, видя, что Мари ещё больше путается, - Такая полезная еда.
Мари, осторожно попробовав, съела пару ложек и отдала тарелку обратно, заявив, что её тело не такое, как у людей, и потому меньше нуждается в пище.