Выбрать главу

- Что это? – полюбопытствовала она, глядя на блюдо, от которого всё еще шёл лёгкий дымок.

- Только не говори, что уже хочешь есть. Ты сама сказала, что почти не нуждаешься в пище, - недовольно сказал Том и вновь зевнул.

Взгляд Мари потупился. Том видел: она отчаянно пытается скрыть любопытство.

- Нет, что ты, ешь, конечно... Я ведь не ела раньше человеческой пищи, мне просто интересно. И вообще. Я есть не очень хочу, могу и…- забормотала она.

Том закатил глаза и бросил, обрывая её сбивчивые оправдания:

- Да помолчи ты уже.

С этими словами он отрезал от оладьи небольшой кусочек, наколол на вилку, обмакнул в мёд и оправил Мари в рот, - вдруг ещё случайно заколет его. Парень снова зевнул. Оладьи в Городе получались слаще и пышнее, и Том предположил, что сюда добавляют сахар или вроде него. Может, просто другая мука, - мотнул он головой. Сахар для деревни считался вещью запредельно дорогой, так не может же быть он таким обыденным для столицы?

Том уже отбросил все мысли о возможной враждебности Мари, но теперь не сомневался, что она запросто может сделать что-то случайно. Взять хотя бы то окно, которое она разбила на постоялом дворе: он всё же не верил, что на неё мог кто-то напасть. Кому она сдалась? Сектантам или приверженцам церкви, что ли?

Том тщательно протёр вилку салфеткой; в это время лицо у Мари озарилось, словно это была лучшая еда, что она пробовала, и Том был с ней согласен.

- Спасибо, - выдохнула девушка, пребывающая в восторге от оладьев.

- И не надейся, что получишь ещё.

Они сидели в небольшом кафе на открытом воздухе; необычное для августа жаркое солнце нещадно палило высоко в небе. На том, кстати, не было ни облачка. Цветы в больших горшках у кафе чахли, иссушаясь и чернея, и кто-то добрый поставил рядом с одним из них лейку. Вода в них, правда, уже давно испарилась.

Принесли какой-то прохладительный напиток, который в деревне Том никогда не видел; для сохранения его температуры он был накрыт крышкой, а в её середине было отверстие для маленькой трубки, через которую следовало пить, как разъяснила официантка. Трубка лежала рядом, и Мари в благодарность за оладьи бросилась возиться с ней, пытаясь всунуть в отверстие в крышке.

Посетителей, как и прохожих, уже второй день совсем не было, и потому Том скучающим взглядом оглядывал пустующий рыночек неподалёку. Торговцы за прилавками если не спали, то клевали носом, лениво обмахиваясь бумагами. Они, кажется, и не надеялись на покупателей, вокруг было совсем пусто.

- Знаешь… - вдруг подала голос Мари, продолжая совать трубочку в отверстие в крышке. Трубка гнулась, не собираясь влезать, а лепестки отверстия не желали отворачиваться. – Та женщина была очень добра к нам. Мне кажется… У неё можно было бы остаться насовсем.

Том прекратил есть и взглянул на Мари так, что девушка смутилась.

- Я начинаю сомневаться в правдивости всех твоих слов, - укоризненно бросил он. Мари наверняка уже не боится людей, может, она просто шпион Нишда, в конце концов, можно придумать любую причину для поездки в Город. Может, она хочет прийти к королю и запросить помощи для деревни? А для этого ей надо убедить Тома, что она уже может находиться в толпе.

- Э? Я правда боялась людей! – В сердцах воскликнула Мари, и стакан в её руках пошатнулся, чуть не упав. – Звери много плохого рассказывали о людях, говорили, что именно вы убили Марфлуй, и я представляла вас ужасными чудищами. Но вы…

Она запальчиво сжала стакан и так толкнула трубочку внутрь, что крышка согнулась вдвое, и жидкость внутри всплеснулась. Том вздохнул и забрал у девушки напиток.

- Дай уже сюда.

Он повертел его в руках, потом вздохнул и снял крышку: та была безнадёжно испорчена. Да уж, умеет она сломать всё, и при том совершенно случайно. В который раз раздражённо выдохнув, Том глотнул и тут же поставил стакан в сторону: не понимал, как люди могут пить такую гадость.

Они посидели ещё немного, почти не обмениваясь словами, а лишь лениво отдыхая под навесом; мимо не пролетело ни мухи, но неожиданно спокойствие мирного утра вдруг сменилось громкими криками.

Кричали женщины; звук раздавался с дальнего конца базара, откуда, завернув на повороте, выскочила небольшая фигура. Это была девочка: короткие чёрные волосы трепались на ветру, хлопая об откинутый капюшон плаща.