- Ну и ладно, так бывает. Я спрошу короля о новом, и он будет ещё больше и богаче старого, и в учителя актёрам я найму одного из моих старых…
Она вздрогнула. Они все мертвы.
Тут сверху послышался хрип, затем кряхтенье, и чей-то осипший голос произнёс:
- Если у тебя случилось несчастье, это не повод плакать и стонать от жалости к самому себе, - строго прохрипели где-то сверху. – Это повод отбросить старое и продолжить двигаться вперёд. Не зацикливайся на этом, милая, лучше посмотрите: горожане вовсю празднуют, видели, из окна даже фонари на площади видно?
Все, как один, повернулись на звук: верхушке лестницы стоял пожилой мужчина. Голос его осип, как бывает, если долго говорить громко, либо долго болеть, и в его случае скорее было предположить второе. Чистая одежда, широкая и яркая, как у горожан, аккуратная бородка, умытое лицо, хотя кое-где ещё видны следы пыли и земли.
Гайд очнулся первым: подбежал к нему, словно переместился, почти не касаясь ногами лестницы, и ещё на бегу вскричал:
- Господин! Хорошо, что вы надели эту одежду, ваша совсем старая. Не представляю, что там такое носят. Тяжело вам жилось, правда?
Мужчина рассмеялся, и его лицо покрылось мелкими морщинами, будто на поляне вдруг потекли мелкие речушки, но тут же добрые глаза глянули на мальчишку строго:
- Не надо так говорить, мальчик. Ты ещё жизни не видел, не знаешь, что легко, а что тяжело. Ты, может, и никогда не возьмёшься за ремесло, которым я и все мои жили всю жизнь, так тогда оно всегда будет для тебя тяжёлым.
Мальчишка потупил взгляд и оттарабанил:
- Простите!
Взгляд пожилого мужчины сразу потеплел, и морщинки-речки вновь потекли по его лицу:
- Хорошо, что ты сразу извиняешься. Вежливость - это хорошо. Знавал я одного мальчишку, так он никогда не извинялся, и знаешь, что потом с ним случилось?
- Что? – поднял голову Гайд. Аксель не видел его лица, но по голосу понял, что глаза светятся любопытством.
- Это ещё кто? – прошептала ему на ухо Оливия. Её сощуренные глаза не отставали от дедушки, что стоял на втором этаже у лестницы, уже готовый ответить оруженосцу.
Аксель пожал плечами, потом поморщился и воскликнул тихо:
- Вспомнил! Пока ты спала, я по дороге взял газету, - она сегодня бесплатна, День Рождения Его Величества, как никак, - и там говорилось про…
Тяжёлая дверь Замка Шпибург распахнулась, и все разом повернулись ко входу.
****
Том бежал. Бежал изо всех сил, как только мог, и быстро крутил в голове тот текст, что только что прочитал. Завернул за угол и побежал по широкой улице центра Города: людей здесь было много, ведь представление на площади уже закончилось, и король ушёл во дворец. А вот и он, сверкает огнями фонарей, будто из глубин вод поднялся и переливается, играет редким лучом света.
Но Тому не туда. Он обогнул площадь, отчаянно вспоминая, что ему говорили про рыцарей: вроде бы те жили в особом Замке, и располагаться он должен недалеко от самого дворца, чтоб с случае чего быть наготове. Но тут Том вспомнил, что есть ещё место, где находились рыцари, живущие в городе как охрана короля именно сейчас, и находилось это место где-то на Окраинах Города.
Значит, искать надо где-то за его пределами, но не слишком далеко.
Том споткнулся, чуть не упал, завернул за угол и побежал к восточному выходу из Города. Дыхания не хватало, но времени совсем нет, ему надо спешить. Книга «Лечебные травы» быстро качалась в его руке.
Первые строчки газетного заголовка больно царапнули душу. «Сегодня на празднике, посвящённом Дню Рождения Его Королевского Величества... Его Величество объявил, что в день своего юбилея хочет ввести несколько реформ…»
Том врезался в какую-то женщину, и та упала. Из её сумок повалилось что-то, но Том даже не подумал извиниться, и возмездие пришло быстро. Кто-то из женщин закричал «Вор!», и Том чертыхнулся, обернулся и обнаружил, что к его одежде прицепилась женская сумка – зацепилась за корешок книги – и теперь болтается так, будто это Том её украл. Парень снова чертыхнулся и быстро скинул её, но тут его схватили и повалили на землю. Том только и успел, что сунуть книгу под рубашку. Том проехался щекой по камням дороги, и на блестящую гальку закапала кровь из рассечённой кожи; кто-то сел на него сверху, схватил за отросшие волосы и потянул вверх. Парень сжал зубы от боли, и чей-то злой мужской голос произнёс: