Они сидели в большой и совершенно пустой комнате. Но пустовала она не в привычном смысле: стояли стулья, столы, даже стойка у стены напротив входа и там же – дверь на кухню. Только люди словно вымерли, здесь ни души, будто Том и остальные вломились в заброшенную гильдию, как бродячие собаки.
Дибрель сидел за столом и потягивал чай, а с лица не сходило довольное выражение. Растения для хорошего чая в лесу достать нетрудно, а воду можно взять из рек, а зимой – растопить снег, но Том такой чай не любил, он для него был слишком горьким, пусть сравнивать было не с чем. Дибрелю чай без сахара тоже не очень нравился, и сейчас, когда перед ним оказалась целая вазочка белых рассыпчатых кубиков, он схватил сразу два и кинул в кружку.
Сахар оказался в вазочке из-за Оливии: она достала его из сумки, а на вопрос, почему она носит его с собой, только пожала плечами, сказала, что чай она любит, и убежала на кухню – готовить. Аксель увязался следом, а мальчишка, что оказался оруженосцем и назвался Гайдом, убежал в кладовую за продуктами, и вот уже через несколько минут послышалось шкворчание и свист закипающего чайника. Потом Гайд принёс чай, но Том его даже не заметил. Он голодно втянул дивный запах жареной рыбы, в животе забурчало.
Парень сидел, устало опустив голову на стол. Он что-то промычал после вопроса Дибреля и ответил:
- Это богиня земли, Марфлуй. Вернее, её реинкарнация – Мари.
Дед со стуком опустил кружку и посмотрел на внука со странной смесью испуга, недоверия, но больше всего – удивления.
- Ты правда встретил её?! – воскликнул он; его возглас разнёсся эхом по пустому залу. Старик тут же потёр довольно бороду, - Хе-хе, не думал, что у меня в снохах будет сама богиня Марфлуй… Как, ты говоришь, её теперь зовут?
- Да не невеста мне она! – покраснел Том. - И вообще, - он нахмурился, - она не богиня. Так, её вторая жизнь, простая девчонка, которая даже на ночь одна остаться не может.
Дибрелевы глаза хитро заблестели, и Том понял, что сморозил полную чушь.
- Ты всё-таки не ненавидишь женщин…
- Ненавижу! – выпалил парень. – Они подлые, завистливые, злые, хитрые, как змеи, либо наивные и глупые! – он вдохнул, выдохнул, опустил голову и сказал совсем тихо, чтобы Дибрель не услышал его, - И ужасно добрые.
Дед ухмыльнулся и снова глотнул чаю.
- Странно, что отпрыск богини оказался в Городе. Она же должна его бояться, так и в сказке говорят… - вслух начал рассуждать он. – Как вы с ней встретились? Где она сейчас? Я бы очень хотел поговорить с ней.
Дибрель – мастер по сказкам, и тут его не обманешь.
Книга лежала рядом с парнем на стуле, и Том со вздохом взял её, и положил на стол перед дедом.
- Дибрель… Мы встретились с ней не в Городе. И ты её не увидишь, - насуплено добавил он. Дед взглянул на внука, но ехидная улыбка тут же сошла с лица.
- Расскажи, что случилось, - попросил он.
И Том рассказал. Рассказал всё, от начала до конца: как встретил Мари в лесу, как за ним погнался воин Нишда, и они оба попали к Мари, как приехал сюда с девушкой, как ей привиделся в комнате похититель, как они встретили Оливию, как она предложила им крышу над головой и деньги. Как наткнулись на Рю, как отвели его в театр, сыграли сценку. Как снова убежали от Оливии, но потом она сама их нашла, как они отводили Рю к его тёте, как встретили Аскеля, а тот принялся ругать Мари за внешний вид, а та только хлопала глазами, как Аксель пришёл к ним, как ворвался Рю и маньяк от старухи Агафьи, как остальные спасали Город, и как Мари погибла. Рассказал, как встретил Бюри (Оливия при этих словах вскинула брови), как его похитили и спасли, как Том ходил в библиотеку, видел, как горели окраины, как прочитал газету и рванул сюда…
Дибрель слушал, не перебивал, и парень всё говорил и говорил, всё быстрее, взахлёб, превращаясь в того маленького мальчика, который слушал дедушкины сказки и верил, что найдёт друзей, с которыми можно копаться в грязи и искать червей. Когда он закончил рассказывать, как прятался за деревом от хранителей порядка и очнулся, Аксель, мальчишка и Дибрель смотрели на Тома с круглыми глазами, чуть не с открытым ртом. Оливия потягивала чай и выглядела весьма довольной. Повисла тишина, и она первая заявила: