— Она станет дешевой шлюшкой, Морис, — сказала графиня, когда граф сообщил ей про инцидент с помощником конюха. — Это ясно. Я с самого начала подозревала, что так оно и будет.
— Прошу вас, Анриетта. Позвольте напомнить: та, о ком вы говорите так холодно, наша дочь.
На это графиня только поджала губы и фыркнула:
— Пффф, от нее одни только неприятности, с самого начала. И если мы не найдем воспитанного молодого человека, чтобы сбыть ее с рук, нам придется отослать ее в монастырь. Монахини усмирят ее дикий нрав.
— Я не хочу, чтобы мою дочь воспитывали монахини.
— В таком случае вы рискуете, что она устроит огромный семейный скандал, вы, Морис, даже представить себе не можете какой, — предостерегла графиня. — Помяните мое слово.
Той осенью, вскоре после того как Рене сравнялось тринадцать, дядя Габриель, приехавший с ежегодным визитом из Египта, впервые заметил, что его маленькая племянница взрослеет. Они сидели вдвоем в гостиной, ожидая, когда граф с графиней спустятся к ужину, и тут дядя Габриель вдруг посмотрел на Рене как никогда прежде, так он смотрел лишь на ее мать. Под неотрывным взглядом виконта кровь бросилась Рене в лицо, а по спине пробежали мурашки.
— Подойди сюда, дитя, — властно произнес Габриель.
Рене сидела в кресле напротив, скромно скрестив щиколотки. Посмотрела на дядю, подождала, пока уймется сердцебиение.
— Подойди сюда, — повторил он. — И поцелуй дядю.
— Я не собачка, дядюшка, — сумела ответить Рене самым что ни на есть холодным тоном. — Но если вы вежливо попросите, я, может быть, подойду и поцелую вас.
Он рассмеялся.
— В таком случае, барышня Сердитка, пожалуйста, осчастливь своего бедного дядю, подойди сюда и поцелуй его.
— Хорошо, — сказала она, вставая и направляясь к нему. — Но только потому, что вы вежливо попросили. И потому что мне очень нравится ваша борода.
— Вот как, тебе нравится моя борода? — Виконт взял ее за плечи и легонько коснулся губами ее лица.
— Да, она всегда приятно пахнет, — сказала Рене, вдыхая запах лосьона, потом хихикнула. — Только мне щекотно.
— Скажи-ка, малышка, — заговорщицким тоном продолжал дядя Габриель, — чтó твоя мамá говорит тебе про меня?
— Отчего вы спрашиваете, дядюшка? — в свою очередь спросила Рене, раздосадованная, что разговор зашел о ее матери.
— Мне просто любопытно.
— Она говорит, вам на все наплевать, — честно ответила Рене. — Все время так говорит.
Виконт от души рассмеялся:
— В этом есть доля правды, признаюсь. Но на тебя мне не наплевать. Дай-ка рассмотреть тебя хорошенько. — Он отодвинул ее на расстояние вытянутой руки, крепко держа за талию и оценивая взглядом, будто увидел впервые. — Господи, как же ты выросла с тех пор, как я был здесь последний раз. Почти взрослая девушка.
— Я и есть взрослая девушка, дядя.
— Сколько же тебе лет?
— Тринадцать.
Виконт кивнул и задумчиво обронил:
— Н-да, по твоей милости у меня будет много тревог, девочка моя. Я вижу. Ты сведешь меня с ума. — Он снова притянул ее к себе, прижался лицом к ее щеке и тихонько пробормотал: — Будь осторожна, малышка, мне нравится аромат твоей кожи.
5
Неделю спустя, рано утром, когда графиня еще не вставала с постели, дядя Габриель зашел в комнату Рене, велел ей встать и одеться для верховой езды.
— Покатаемся вместе, наберем в лесу грибов, — сказал он.
Старик Ригобер, после увольнения Жюльена исполнявший и его обязанности, оседлал им лошадей.
— Я бы не советовал вам уезжать слишком далеко, господин виконт, — сказал он, когда дядя и племянница садились верхом. Ригобер служил в Ла-Борне еще с тех пор, когда Габриель был ребенком, и симпатий к виконту никогда не питал, знал его как лгуна и грубияна, а вот своего хозяина, графа, старый конюх любил. И конечно же, оберегал юную барышню Рене.
— Почему, Ригобер? — спросил виконт.
— Говорят, в лесах браконьеры да разбойники шныряют, господин виконт, — отвечал старик. — Мне кажется, ехать туда небезопасно. Особенно с молодой хозяйкой.
— Чепуха, — сказал виконт, нежно улыбаясь Рене. — Утро чудесное для верховой поездки в лесу. И где прикажешь собирать грибы? Во всяком случае, дядя защитит молодую хозяйку от браконьеров и разбойников.
Рене оглянулась на дядю, такого красивого в бриджах и сапогах, так ловко и осанисто сидящего в седле. Сердце ее чуть не лопалось от гордости. Никогда она не чувствовала себя настолько взрослой, уверенной, настолько полной восторга и ожидания.