— Откройте мне свои секреты, — шепчу я, — поговорите со мной, как раньше. Пожалуйста, верните меня вспять.
В этот миг я точно знаю, что никогда больше сюда не вернусь. И вдвойне рада, что приехала без Билла и без детей. Это мой мир, и я не желаю делить его ни с кем. Завтра я поищу могилу моей собачки Анри, и проверю, сумею ли найти пещеры первобытных людей, где мы играли детьми.
Я снимаю туфли и босиком спускаюсь по винтовой лестнице башни, мой детский шаг по-прежнему легок, будто я шла вот так еще вчера. Солнце село, догорающий серебряный свет вечера мягко струится в узкие стрельчатые окна. Замок безмолвен, как бывают только замки, голоса столетий улетучились, хотя в глубинах моей детской памяти я все еще слышу неумолчное тихое бормотание их душ, все еще чувствую на затылке холодное дыхание бдительного лучника-часового.
На кухне я нахожу в духовке Жозеттино рагу, свежий теплый багет на столике, горшочек местного фуа-гра, круг здешнего сыра с голубой плесенью, кувшинчик домашней уксусной приправы, блюдо свежего салата из сада. И бутылку «Сент-Эмильона». Я с жадной тоской смотрю на бутылку, беру ее в руки, любовно поглаживаю. Дядя Пьер явно забыл предупредить Ролана, чтобы он не искушал меня выпивкой. Если я выпью это вино, то обязательно разыщу еще одну бутылку в винном погребе и выпью ее тоже или вскрою шкаф с напитками, а утром Ролан и Жозетта найдут меня на полу — в полной отключке и в луже мочи.
Если бы я могла выпить только два бокала. Сколько раз мы с Биллом пытались — позволяли мне выпить два бокала вина или два коктейля? Безуспешно — стоит мне начать, я не могу остановиться, пока не отключусь. Но, может быть, на сей раз, думаю я, поднимая бутылку и любуясь глубоким насыщенным цветом вина за мутноватым стеклом, может быть, на сей раз мне удастся выпить только два бокала. Да, я же взрослая, мне тридцать пять, я могу выпить два бокала и оставить остальное на завтрашний ужин, как здравомыслящий взрослый человек. В конце концов я не пила почти три месяца. Только два бокала вина к ужину — совершенно обычное дело, во Франции все так делают. И, по-моему, Ролан и Жозетта могут обидеться, если я отвергну их любезность, эту прекрасную бутылку «Сент-Эмильона». Мне ведь совсем не хочется оскорблять их чувства, после всех хлопот — они отперли для меня дом, приготовили такой чудесный ужин. Да, раз в жизни я поступлю как взрослый человек, только два бокала вина к ужину — и на боковую, в моей давней комнате. Вот что мне нужно, чтобы чувствовать себя как надо.
3
Должно быть, полдень уже миновал, и я не помню, ела рагу вчера вечером или нет. Наверно, нет… Должно быть, Ролан и Жозетта уложили меня в постель, потому что проснулась я под одеялом в своей давней комнате. Одежда аккуратно сложена на стуле. Наверно, Жозетта все выстирала, высушила на утреннем солнце, отутюжила и положила здесь. На столике поднос с завтраком — круассан, масло, джем и кофе, который успел остыть. Должно быть, Жозетта пыталась разбудить меня… да, это я смутно помню. Я говорю «должно быть», потому что мои воспоминания об этой ночи, разумеется, лишь фрагментарны. Невзирая на ядовитое похмелье, одно из самых недооцененных удовольствий алкоголизма заключается в том, что заботиться о вас должны другие, тогда как вы проводите массу времени в бессознательном состоянии. А что самое замечательное — вы крайне редко помните свои ужасные поступки. Просто вдруг просыпаетесь в своей постели, а чистая, выстиранная одежда лежит рядом.
В конце концов я встаю. Меня немного шатает и поташнивает, но чувствую я себя не настолько омерзительно, как в конце многодневных запоев, когда я пила, отключалась, снова пила, снова отключалась… нелегкая жизнь для женщины, должна сказать. Однако этим утром я на удивление бодра. Да, может, я и вправду выпила всего два бокала. Одеваюсь, иду вниз. На кухне ни следа вчерашнего ужина, ни пустых бутылок, ни разбитых бокалов или тарелок. Выхожу на улицу, пересекаю двор и вижу Жозетту на коленках в огороде возле ее дома. Прелестная, буколическая французская сценка, чудесный летний день. Не стоило мне уезжать отсюда. При моем приближении Жозетта встает, глядя на меня тем обеспокоенным, озадаченным, слегка испуганным взглядом, к которому мы, алкоголики, с годами привыкаем.
— Доброе утро! — говорю я, старательно делая вид, будто ничего не случилось, будто не о чем беспокоиться. — Вы, наверно, Жозетта. А я Мари-Бланш. Очень рада познакомиться.
Жозетта вытирает руки о фартук.
— Здравствуйте, мадам, — отвечает она, пряча глаза.