– Да ведь он там встретил своего друга Лефора, – уточнил майор, – и вы, очевидно, этого еще не знаете. Да, своего друга Лефора, этого разбойника, этого бандита, и они сговорились, словно ярмарочные жулики. Байярдель даже попросил его о помощи, и другой морской пират, Лашапель, освободил «Святого Лаврентия» с командой!
– Дьявольщина! Да ведь налицо сговор с неприятелем!
– Точно!
– И капитан Байярдель сознался?
– Он сам сказал мне это в моем кабинете. Я слышал признание из его собственных уст. Я попросил его отразить эти факты в рапорте…
Режиналь с чувством топнул и вскричал:
– Так что же?! Незачем созывать Совет, чтобы решить судьбу этого человека! У Высшего Совета есть дела и поважнее, чем уличение этого ничтожества в преступлении. Его надо заковать в кандалы. И немедленно! Если оставить его просто под арестом, это может послужить дурным примером для других преступников.
– Я ничего не хочу решать в одиночку, – смиренно выговорил Мерри Рулз. – Мне известно, что ее превосходительство относилась к этому человеку со снисходительностью в память об оказанных им в прошлом услугах.
– Если госпожа Дюпарке считает, что чем-нибудь ему обязана, она вмешается, поверьте мне. Однако я сумею ее убедить в том, что он отнюдь не заслуживает ее великодушия.
– Раз мы сходимся во мнениях, – заметил Рулз, – и вы полагаете, что можете поручиться за чувства ее превосходительства, я прикажу заковать капитана Байярделя в кандалы, как только получу от него рапорт.
– Не медлите… Вы уже думали о его возможном преемнике?
– Конечно! Командир де Лубьер, как мне кажется, прекрасно заменит Байярделя. Это отличный офицер, верный воинскому долгу.
– Надеюсь, что он-то сумеет одержать победу. Она очень нам нужна, господин майор. Надеюсь, вы понимаете. Мы, и в особенности ее превосходительство, нуждаемся в победе над флибустьерами или дикарями… Но в теперешних обстоятельствах авторитет госпожи Дюпарке, как и ваш, как наш, всех членов Совета, требует яркой победы.
– Вы правы, шевалье, – заключил Мерри Рулз. – Нам было бы чрезвычайно сложно предпринимать какие-либо действия на море, учитывая состояние наших судов береговой охраны, но с дикарями разобраться можно, тем более что мы могли бы захватить часть их земель, а это порадует наших колонистов…
Режиналь одобрительно кивнул и улыбнулся, что должно было явно показать Мерри Рулзу: он заручился поддержкой шевалье.
Мари ожидала в замке Монтань возвращения Мобре. В лорнет она видела, как «Святой Лаврентий» стал в бухте Сен-Пьера на якорь рядом с «Мадонной Бон-Пора» и «Быком»; госпожа Дюпарке надеялась, что наконец узнает подробности злоключения на Мари-Галанте.
Едва проснувшись, она пожалела, что накануне не приняла помощи шевалье, когда он предложил встретить капитана Байярделя. Но вчера она была слишком сердита на Режиналя и не хотела показать свою слабость, однако в конце концов все же помирилась с ним. Разве она его не простила?
Это произошло, несомненно, потому, что шевалье упомянул о ее сыне, но теперь Мари была не очень уверена, что уступила из-за сына. Нет, она не могла лишить себя и присутствия, и услуг шотландца. Мари связывали с ним не только плотские отношения, которые разорвать чрезвычайно трудно, но и ее неспособность самостоятельно принимать решения без его совета.
Из окна своей спальни она следила за дорогой, по которой должен был вернуться Режиналь, и обдумывала свои слабости, вполне признавая их за собой. Ей трудно было примириться с этой мыслью, так как Мари отличалась честолюбием и всегда считала себя сильной при жизни супруга! Почему вдруг Режиналь стал ей так необходим? Любила ли она его? Мари не была в этом уверена, но ее тело так страстно его желало, что в конечном счете она даже согласилась делить шевалье с другой женщиной!
Она вспомнила о Луизе де Франсийон, спрашивая себя, ненавидит ли она кузину за то, что у них один любовник на двоих. В глубине души она знала: ответ отрицательный. Раненое самолюбие причиняло ей страдание, но и только: она не чувствовала отвращения, находясь в объятиях Режиналя после того, как за минуту до того его руки обнимали Луизу. Мари об этом даже не задумывалась в минуты близости. Еще этой ночью она полностью отдавалась любовнику, находила, что он подходит ей как нельзя лучше, и ни разу не вспомнила о кузине.
Мари считала, что сорок лет – критический возраст, и человеческие, а в особенности женские чувства претерпевают в это время ужасные изменения. Она чувствовала это острее иных женщин, потому что ее пробудил к любви почти старик, господин де Сент-Андре, а потом все, что в ней было лучшего, она всегда сберегала для мужа, даже когда не могла устоять перед отталкивающим соблазном негра Кинки, и когда отдавалась Лефору, стремясь окончательно привязать к себе великана, и когда просила о ласках Жильбера д'Отремона, который чем-то неведомо напоминал ей прекрасного шотландца!
Однако теперь она согласилась разделить шевалье с кузиной, и ей казалось, что Режиналь стал еще дороже. Мари была еще хороша собой, очень соблазнительна, гораздо элегантнее кузины, несмотря на очарование юности, присущее Луизе. И Мари имела право требовать от Режиналя исключительной любви. А вместо этого теперь, когда ее решение принято, она не возражала, чтобы и Луизе достались его ласки. Ведь Мари была уверена, что по-настоящему Режиналь любит только ее, госпожу Дюпарке! Она находила в этом распутстве нечто пикантное, щекочущее нервы, ее возбуждало такое распутство? Она не могла решить…
Однако Мари говорила себе, что, учитывая ее близость с Мобре, она рано или поздно могла бы рассчитывать на брак с ним. У ее детей появился бы отец. Сейчас это представлялось невозможным из-за присутствия Луизы. И именно это доставляло ей удовольствие, хотя она еще и сама не могла бы объяснить почему. Предчувствовала ли она, что причиной всех ее будущих несчастий явится этот человек? Она даже не могла рассердиться на него, о чем будет жалеть вечно, до самой смерти!..
Несчастная Мари! Она не могла понять, отчего на нее внезапно накатывала слабость, стоило только появиться Мобре; а его советы, его ласки, манера держаться, непоправимые решения постоянно лишали ее присутствия духа и смелости, которую она так часто проявляла в прошлом!
Вдруг на повороте дороги она заметила всадника, лошадь которого едва переступала ногами под палящим солнцем. Сердце Мари забилось сильнее, так как она увидела, что Мобре возвращается один. На какое-то мгновение она поверила, что капитан Байярдель приедет вместе с ним. Теперь ее охватила тревога. Почему капитан береговой охраны отсутствовал? Что произошло? Она заподозрила, что случилось самое худшее, и побежала по лестнице вниз навстречу Режиналю.
Мари миновала большую гостиную, распахнула дверь и выскочила во двор. Она опередила Кинку и схватилась за уздечку его лошади, на которой приехал шотландец.
Режиналь тяжело вздохнул и устало проговорил:
– Здравствуйте, Мари! Какая дорога!.. Какое солнце! А жара!..
Он вынул ногу из стремени и спрыгнул наземь.
– Что Байярдель? – спросила она.
Он неопределенно махнул рукой, забросил уздечку на спину лошади, знаком приказал негру отвести животное в конюшню. Наконец обернулся к Мари и странно усмехнулся; с некоторых пор Мари перестала понимать смысл его улыбки, потому что он научился скрывать цинизм.
– Байярдель?! Бедняжка Мари!.. Идемте в дом, я вам все объясню… Умираю от жажды… А этот майор и впрямь чудовище. Я вот думаю, как мне удалось так долго его выносить…
Задыхаясь от беспокойства, она настойчиво переспросила:
– Что Байярдель? Что с ним?.. Говорите же скорее, прошу вас, мне не терпится узнать…
Он небрежно, по-хозяйски обнял Мари за шею и положил руку ей на плечо: