Выбрать главу

Фультремон увидел, что пальцы его друга выпачканы кровью, а из уголка губ стекает красная струйка. Он выкрикнул страшное ругательство, а в следующее мгновение Гараби рухнул на пол и застыл навсегда.

– Один готов, разрази его тысяча чертей! – дико захохотал Ив.

Он не успел прибавить ни слова: три шпаги с оглушительным звоном скрестились с его клинком; должно быть, шум сражения слышался за десять туаз от кабачка!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Флибустьеру приходится туго

– Брат мой! – умирающим голосом прошелестел доминиканец, теряя последние силы. – Если Бог не придет мне на помощь, я не доеду до вашей таверны.

– Молитесь! – посоветовал отец Фовель, пришпоривая свою лошадь. – Забудьте, что вы в седле!

– Я пытаюсь, брат мой, пытаюсь! – отвечал отец Фейе. – Однако формы, коими наделил меня Господь, не дают мне забыться, скорее напротив. У меня прямо все тело ломит!

Монах пожал плечами и бег своей лошади не умерил. Спустя некоторое время он продолжал:

– Если верить полученным сведениям, мы находимся на дороге в Нейк, а селение, которое виднеется вон там, несмотря на темноту, скорее всего Рул. Мы находимся на пути в предместье Сент-Оноре. Еще немного – и мы в Париже…

– Мне не доехать!

– Боже правый! Доедете! Помолитесь, черт побери! Сделайте же над собой усилие ради Господа нашего Иисуса Христа, тысяча чертей!

– Как?! – изумился отец Фейе. – Вы опять ругаетесь, отец Фовель?

– Да нет, это так, ради красного словца, – смиренно произнес монах, – и мои ругательства отношения к делу не имеют, потому что вы должны быть сегодня ночью в «Лисьем хвосте» и будете там, даже если мне придется нести вас на себе!..

* * *

Так за разговором двое монахов въехали на улицу Сен-Дени. Их лошади медленно переставляли ноги и из-под копыт летела грязь.

Отец Фейе продолжал громко жаловаться, и, по правде говоря, монаху это порядком надоело, так как доминиканец только и делал, что стонал с той самой минуты, как сел в седло. Но для отца Фовеля главное заключалось в том, чтобы добраться до «Лисьего хвоста». Он то и дело задирал голову, пытаясь разглядеть вывеску, точь-в-точь как делал Лефор несколькими часами раньше.

– Стоп! – вдруг крикнул монах и натянул поводья.

Отец Фейе последовал его примеру, не очень хорошо соображая, что делает. Он увидел, как его спутник прислушался, вытянув длинную шею по примеру собственной лошади, умиравшей от голода и жажды.

– Боюсь, мы не опередили Лефора! – вскричал монах.

– Откуда вы это взяли?

– А вы ничего не слышите?

– Ничего, – признался доминиканец, – если не считать гула в ушах, но это, должно быть, от усталости.

– Могу вам точно сказать и даже готов поставить сто пистолей против медного лиарда, что капитан Лефор уже здесь. Я слышу звон шпаг и смачные ругательства, а так ругаться может только один известный мне человек! Возблагодарим Господа, брат мой: мы прибыли как нельзя более кстати!..

– Брат мой! Я не понимаю ни слова из того, о чем вы говорите…

– Да ведь все просто! Я уверен, что здесь сражаются. А именно тут находится таверна «Лисий хвост», в чем вы можете убедиться, подняв глаза и прочитав вывеску. Здесь-то мы и должны встретиться с нашим капитаном. Но раз тут сражаются и ругаются, значит, Лефор уже прибыл, поверьте мне!

Он проворно спешился и приподнял сутану, чтобы не испачкаться.

– Сидите на лошади, брат мой, – приказал он, – а действовать предоставьте мне!

Он подошел к двери, и отец Фейе услыхал, как тот забарабанил чем-то твердым и тяжелым. Теперь доминиканец и сам разобрал звон клинков и крики сражавшихся. Отец Фейе дрожал всем телом, но не от страха, разумеется, потому что жизнь в тропиках закалила его характер; это новое приключение, думал он, помешает ему немедленно лечь в постель, как он рассчитывал.

Монах еще энергичнее стал стучать в наглухо запертую дверь. Он не знал, слышат ли его изнутри, так как вместо ответа раздавались то взрывы хохота, то крики, а чаще всего проклятия. Все эти звуки принадлежали капитану Лефору. Монах начал терять терпение. В конце концов он взвыл:

– Эй, капитан Лефор! Здесь ваш канонир, отец Фовель.

– Святой Иаков! – отозвался Лефор. – Узнаю своего монаха! Всегда рядом, когда надо проучить негодяя! Потерпите, отец мой! Сейчас я вырежу печенку этому мерзавцу и отопру дверь! А пока, пожалуйста, прочтите «Отче наш» за упокой наглеца, о которого я уже успел затупить свой прекрасный клинок!

Отец Фовель понял, что Лефор говорит, находясь недалеко от двери, и что та заперта на засов.

– Поторопитесь, капитан, – продолжал он, – у меня два пистолета заряжены сухим порохом. Не, дожидайтесь, пока он отсыреет!

– Вы один? – спросил Ив, которому никак не удавалось отогнать наступавших и поднять прут, перегораживавший дверь.

– Со мной отец Фейе. Но он очень устал и у него помутилось в глазах, как у улитки во время дождя…

Одной рукой Лефору все-таки удалось приподнять тяжелый железный прут и сбросить его с крюков. Он упал на пол с оглушительным грохотом, так как монах с другой стороны ломился в дверь изо всех сил, пытаясь поскорее ворваться внутрь.

Он так хорошо представлял себе, что происходит в таверне и как распределяются силы, что ему даже не пришлось прицеливаться. Раздались два выстрела, и Салиньяк с Орлиаком покачнулись, столкнулись плечами и упали на колени, не выпустив, однако, оружие из рук.

– Всеми чертями ада вас заклинаю: оставьте мне хотя бы последнего негодяя! – вскричал Лефор. – Он хотел вырезать ремень из моего живота. Богом клянусь: когда я с ним поговорю, он не сядет в седло без седельных ремней!

Фультремону пришлось туго. Он увидел, что его друзья вышли из строя, Гараби не шевелился и казался мертвым, а он сам очутился лицом к лицу не с легкой добычей, как ему поначалу показалось, а с двумя противниками, причем один из них, монах, стрелял как Бог.

Лефор теснил Фультремона, и тому пришлось отступить. Он пятился до кухни, где, трепеща от страха, трактирщик пал на колени и лихорадочно крестился.

Бретер скоро был загнан в угол и понял, что пропал, так как хватка у великана была железная и ни на мгновение не ослабла. Он казался неутомимым.

– Милейший! – выдохнул Фультремон. – Не убивайте меня! Я нижайше прошу меня простить за дерзкое поведение…

Флибустьер дико захохотал:

– Простить? Простить? Теперь уже слишком поздно: ворота кладбища открыты.

– Богом прошу, – еле выговорил измученный разбойник, с трудом удерживая в руке шпагу и чувствуя, что противник вот-вот его одолеет, – будьте милосердны!

Он обратился к отцу Фовелю:

– Неужели вы не вмешаетесь, отец мой?.. Клянусь святым Григорием, меня против воли втянули в это дело. В глубине души я вас считаю благороднейшим и достойнейшим дворянином, какого я когда-либо встречал!

– Приласкайте урода – он вас ужалит, ударьте урода – он станет ласковым!

– Скупой платит дважды, – вставил Лефор.

– Хватит болтать, капитан, – перебил его монах, – пора прикончить этого негодяя! Я умираю от голода и жажды. Если вы будете продолжать в том же духе, я положу зубы на полку…

– Уважаемый служитель Господа! – собравшись с силами, вскричал недавний убийца. – Сжальтесь надо мной! Сделайте что-нибудь! Если вы позволите меня убить, вы ответите за мою смерть!

– Подумаешь! – махнул рукой отец Фовель. – Да я сам купца за пуговицу удавлю! Не знаете вы меня, мессир: я кусаюсь, брыкаюсь, догоняю, ударяю, отрицаю и отрекаюсь.

– Бей его! – крикнул Лефор.

Фультремон вскрикнул и выронил шпагу. Он схватился левой рукой за правое предплечье. Увидев кровь на его камзоле, отец Фовель понял, что Лефор только обезвредил его. Флибустьер ногой отшвырнул шпагу противника в противоположный угол и приказал: