– Нет ничего проще! – заявил отец Фовель. – Все эти бумажки он носит в своем требнике.
– Ну, раз все так просто, поскорее стяните их и отдайте мне, а я спрячу в надежное место.
– Э-э… а вы знаете, что это дурное деяние?
– Да, но оно поможет нам совершить благо. Вспомните о том, какую цель мы преследуем, и скажите себе, что Господь, если он хоть немного соображает, поможет вам совершить это воровство. Разве не простил он грешницу, заплатившую своим телом морякам, которые перевезли ее через реку, благодаря чему она смогла явиться в храм?
Отец Фовель опустил голову: по всему было видно, что слова капитана его не убедили.
– Признаться, я не знаю за собой таланта отнимать что бы то ни было у своего ближнего, кроме как при помощи сабли и пистолета. А в данном случае не думаю, что такой способ подойдет…
Лефор его не слушал. Он разглядывал широкие балки под потолком, потемневшие от копоти и гари. Монах увидел, как капитан почесал в затылке, и попросил:
– Когда сосчитаете все засиженные мухами пятна, милейший сын мой, соблаговолите ответить на мой вопрос.
– Я размышлял кое о чем не менее важном, чем ваш вопрос, монах, – торжественно произнес флибустьер. – Этот блестящий шевалье де Виллер дал мне еще одно поручение: помешать отцу Фейе попасть в Париж. В случае неудачи мы должны пустить в ход все средства, лишь бы доминиканец прибыл в столицу гораздо позднее шевалье.
– Зачем, скажите на милость?
– Чтобы удался его план, шевалье считает, что должен повидать кардинала или его величество раньше посланца Высшего Совета. Это ясно как день.
– Ну и что вам ясно? – спросил терявшийся в догадках отец Фовель.
– Кажется, я все понял! Эй, хозяин! Еще кружку вина!
– Две! – поправил монах. – Две, пожалуйста, сын мой…
Когда хозяин постоялого двора принес вино и снова удалился на кухню, монах устроился поудобнее, опершись локтями о стол, а Лефор взялся за трубку.
– Слушайте внимательно, отец мой, – медоточивым голосом начал он, – следите за ходом моих мыслей. Письма, которые везет отец Фейе, надо спрятать в надежное место и как можно скорее, потому что он в любой момент рискует их потерять. Вы меня понимаете, и больше я не прибавлю об этом ни слова…
– Разумеется…
– Предположим, отец Фовель, что, к примеру, этот достойный человек потерял свой требник!
– Святая мадонна! С заложенными туда письмами?
– Совершенно верно. Вы следите за моей мыслью?
– Да-да…
– И представьте, что отец Фейе заметит о пропаже перед самым отправлением дилижанса… Как он поступит?
– Взвоет, поднимет на ноги всех дозорных!
– Вот именно! Тогда-то я и вмешаюсь. Скажу, что мы не можем тратить время на поиски требника, которому грош цена в базарный день, и торопимся в Париж, где нас ждут не дождутся родные. Дьявольщина! Не для того же мы два месяца болтались в океане, рискуя жизнью, чтобы глупо прозябать в Гавре!
– Я понял! – обрадовался отец Фовель. – Понял! Отец Фейе уже не будет, как раньше, торопиться в Париж, потому что без своих бесценных писем окажется там совершенно беспомощным. И останется в Гавре!
– А вы – с ним, отец Фовель…
– С удовольствием, хотя пока не понимаю, зачем это нужно.
– Необходимо, отец мой! Ведь именно вы найдете требник сразу же после отъезда дилижанса. И знаете, что вы потом будете делать? Откроете отцу Фейе всю правду. Отвезете его на почтовую станцию, возьмете лошадей. Заплатите, сколько понадобится, чтобы получить лучших, и приедете в Париж раньше нас! До шевалье и меня: мы с ним поедем в дилижансе…
– Неплохо придумано, – одобрил отец Фовель. – А вдруг дилижанс прибудет раньше? Может, у нас будут дохлые клячи и в Париж мы приедем года через два?
– Не волнуйтесь! – успокоил его Лефор. – Главное, чтобы вы с отцом Фейе не теряли время на молитвы и чтение этого самого требника. Я же буду в дилижансе, и этим все сказано. Уж я придумаю, как сделать так, чтобы он вас не опередил, даже если бы вам пришлось ехать верхом на черепахах… Ну что, я вас уговорил?
– Клянусь всеми святыми, я и сам не понимаю, зачем вас слушаю! – осуждающе проговорил отец Фовель. – И зачем только я берусь за то, что может мне стоить вечного проклятия! Зачем мне ввязываться во внутренние дела Мартиники, если, скорее всего, ноги моей там никогда не будет, разве что соскучусь по виселице!
– Если вам суждено быть повешенным на Мартинике, я буду вместе с вами, монах, помните это! Насколько я вас знаю, вы вряд ли отдадите Богу душу раньше меня! Хотите пари: кто из нас переживет другого, болтаясь в петле?
Монах пожал плечами, схватил оловянную кружку и залпом ее осушил, после чего произнес:
– Сын мой! Я должен вас покинуть. Налагаю на себя епитимью: пять раз прочесть «Отче наш», дабы испросить прощение за тяжкий смертный грех, на который вы меня толкаете, и пять «Радуйся, Дево», чтобы наше дурное деяние все же удалось нам без труда.
– Отлично сказано! – похвалил Лефор. – Осталось договориться, где мы встретимся в Париже.
– Я слышал много хорошего о таверне «Лисий хвост» на улице Сен-Дени. Там я, с вашего позволения, и буду вас ждать.
– Очень хорошо, – кивнул флибустьер. – Главное, монах, не скупитесь! Не бойтесь расстаться со своими экю, когда будете выбирать лошадей. Может, при виде золота мускулы у коней и не вырастут, зато станционные смотрители за кошель пистолей станут гораздо сговорчивее: не забывайте этого!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
У шевалье де Виллера есть все основания быть довольным услугами Лефора
Солнце стояло уже высоко, когда на узкой улочке раздался оглушительный звон бубенцов, конский топот по мостовой, что привело обитателей «Золотого компаса» в неописуемое волнение.
Все, кто ожидали дилижанса второй, а то и третий день, дружно поднялись и бросились к экипажу.
Позади всех оказались Лефор, шевалье де Виллер и оба монаха. Флибустьер быстро прикинул и сообразил, что в дилижансе всем хватит места, тем более что, как он знал, отец Фейе и отец Фовель не поедут.
Путешественники, вернувшиеся из Парижа после утомительной поездки, невыносимой тряски и прочих тягот пути, медленно выбирались из дилижанса и расходились кто куда, уступая места новым пассажирам.
Конюхи уже расседлывали лошадей, чтобы развести их в стойла, и подводили к оглоблям свежих. Вышел другой форейтор, толстощекий, румяный и коротконогий человечек. Лефор окинул его внимательным взглядом и остался очень доволен осмотром. Он не сомневался, что перед ним человек сговорчивый и сметливый, особенно если показать ему кошель с золотыми. Ив подумал, что легко с ним сговориться.
Хозяин постоялого двора с величайшим трудом пытался отыскать клиентов, не заплативших за постой. Он переходил от одного к другому, окликая то того, то этого, ругаясь, угрожая. По правде говоря, никто его не слушал, и меньше всех те, что задолжали ему за приют.
Наконец форейтор был готов, и ему пришлось несколько раз щелкнуть внушительных размеров кнутом, призывая гомонивших пассажиров к порядку. Он заставил торопившихся путешественников снова вернуться в заведение и предупредил, что никто не сядет в дилижанс, не оплатив прежде свой проезд. Сам же уселся за стол.
Путешественники выстроились перед его столом в очередь по одному, бросая свои су и пистоли в его шляпу. Так они получали право перейти в дилижанс под присмотром одного из конюхов, после чего другой конюх рассаживал их на скамьи.
– Боюсь, нам не хватит места или места будут плохие, а путь неблизкий, – заметил отец Фейе. Он обращался к Лефору и отцу Фовелю.
Шевалье де Виллер, следуя своему плану, вмешался.
– Разумеется, отец мой, – произнес он снисходительно и даже с жалостью, – в вашем возрасте не стоило бы путешествовать в дилижансе, да еще в таких условиях. По-моему, если вам не достанется удобного места, лучше бы дождаться следующего рейса.